Роковой выбор
Шрифт:
Сэр Джонатан Трелони, родственник Анны, вступил с ним в конфликт из-за декларации об индульгенциях, и его посадили в Тауэр. Семь епископов предстали перед судом за подстрекательство к мятежу. Все это свидетельствовало о грядущих событиях. Как мой отец не видел этого? Я думаю, он видел все, но стоял на своем. Он считал себя обреченным на мученичество.
Я узнавала его на расстоянии лучше, чем могла сделать это, находясь с ним рядом. Это все равно что смотреть на картину. Нужно отойти подальше, чтобы яснее увидеть детали. Теперь вместо божества передо мной был слабый человек, обреченный на неудачу
Он продолжал писать мне длинные письма, превознося достоинства католичества. Он с фанатическим упорством стремился увлечь меня с собой.
Ему было известно, что в Гааге был священник-иезуит – некий отец Морган – и он считал, что мне было бы полезно увидеться с ним. Он бы многое мог мне объяснить.
Я сразу поняла, как это было бы опасно. Если бы я пригласила иезуита, об этом бы пошли разговоры. Я знала, как распространяются подобные новости. Все бы сочли, что я склоняюсь к религии моего отца. Понимал ли он это? Может быть. Он готов был пойти на все, чтобы сделать из меня католичку и развести с мужем.
Меня это рассердило. Когда-то меня принудили к замужеству, пусть, но теперь я сама приму решение, какую религию мне избрать. Я не хотела расставаться с мужем, хотя несколько лет назад я с радостью ухватилась бы за эту идею. Но не теперь.
Да, отец должен был понимать, что, если бы я встретилась с отцом Морганом, это было бы равносильно заявлению, что я всерьез задумываюсь о переходе в католичество. Но именно этого он и хотел.
«Я никак не могу принять иезуита», – написала я.
Я рассказала об этом Уильяму. Я увидела на лице его одобрение, и это одобрение доставило мне радость.
– Вы правы, – согласился он. – Вы не должны видеться с этим человеком.
– Разумеется, нет, – сказала я. – Я думаю, я напишу какому-нибудь важному лицу в Англии на тот случай, если распространятся слухи о такой встрече. Я напишу епископу или архиепископу, чтобы подтвердить мою приверженность англиканской церкви.
– Прошу вас так и сделать, – сказал Уильям. – Это правильное решение.
Не откладывая, я сразу же написала письмо Уильяму Сэнкрофту, архиепископу Кентерберийскому, в котором изложила свои чувства. Я написала, что, хотя я и не имела случая видеть его лично, я желала бы, чтобы ему было известно, что меня более волнует судьба церкви в Англии, чем моя собственная, и что мне доставляет глубочайшее удовлетворение слышать, что духовенство твердо придерживается своей веры. Я убеждена, что Бог сохранит нашу церковь, раз Он посылает ей таких людей.
Ввиду конфликта, существовавшего между моим отцом и англиканской церковью, я ясно показала этим, на чьей я стороне. А поскольку я являлась наследницей престола, это имело особую важность.
Когда я показала это письмо Уильяму, он ласково улыбнулся и посмотрел на меня почти с любовью. Думаю, с этой минуты он перестал бояться, что я стану на сторону отца. Я твердо заняла свое место рядом с Уильямом.
Однажды, разговаривая со мной, Гилберт Бернет сказал:
– Мужчина не должен подчиняться своей жене.
Я согласилась:
– В Писании говорится, что жена должна подчиняться мужу.
Гилберт помолчал
– Судя по событиям в Англии, решительный момент недалек.
– Что, вы думаете, может случиться? – спросила я.
– Я думаю, что короля Якова свергнут.
– Ему не должны причинять никакого вреда, – сказала я. – Может быть, он уйдет в монастырь. – Я замолчала, подумав о его любовницах. Как он сможет жить в монастыре? Куда он денется? В изгнание во Францию? Скитаться с места на место, как он делал это в юности, до конца дней? Если только с ним не случится ничего плохого, подумала я. Потерять королевство – это уже большое горе.
Я печально задумалась о его судьбе. Гилберт отвлек меня.
– Повсюду недовольство, – сказал он. – Король должен знать об этом. Чувствуется, что долго так не может продолжаться.
Я содрогнулась. Гилберт пристально взглянул на меня.
– Если короля свергнут, ваше высочество станет королевой Англии, а принц останется вашим супругом.
Тут я поняла, к чему он клонит, и сказала:
– Принц будет со мной. Мы будем держаться вместе.
– Но на равных правах, ваше высочество.
Я промолчала, а он продолжал:
– Не знаю, согласится ли принц занять такое незначительное положение. Он – человек действия, повелитель.
– Он имеет право на престол, – сказала я.
– До него есть еще и другие.
– Анна, – сказала я, – и ее дети.
– Все будет зависеть от вашего высочества. Если бы вы провозгласили принца королем, то как король он мог бы править вместе с вами. Готовы ли вы на это?
Я почувствовала, что вся разгорелась от удовольствия.
– Я не стану править без него. Он необходим мне. Он – мой муж. Я буду королевой, и Уильям, несомненно, должен стать королем.
Я видела, как был доволен Гилберт, и мне стало ясно, что он уже давно хотел заговорить об этом со мной и теперь испытывал облегчение, достигнув желанного результата. Я догадалась также, что это Уильям поручил ему узнать мое мнение.
Вероятно, он тут же пошел к Уильяму и передал ему мой ответ, потому что с того времени Уильям изменил свое отношение ко мне.
Он стал приветливее; он говорил со мной о государственных делах и даже выказывал некоторую привязанность.
Я была в восторге и впервые после визита Джемми чувствовала себя счастливой. Я понимаю теперь, что нас разделяло мое право на корону. Теперь мы были равны как будущие властители, а как мужчина он считал, что имеет еще и преимущество.
Странно, но я не возражала; я была так счастлива, что наши отношения изменились.
В это время я часто получала письма от сестры. Она была довольна своим замужеством и совершенно оправилась от потери лорда Малгрейва. Георг Датский оказался очень приятным человеком; к тому же при ней была Сара Черчилль, с которой она не желала расставаться.
К сожалению, Анна очень невзлюбила нашу мачеху, что меня удивляло. Мария-Беатриса, такой, какой я ее знала, была очень мила и очень стремилась быть в хороших отношениях со своей новой семьей. До моего отъезда из Англии я убедилась, как она полюбила нашего отца. Она поняла, что должна примириться с его изменами, и видела в нем просто доброго человека.