Роковые обстоятельства
Шрифт:
Не успели сани отъехать, как Воробьев и Ливнев залились веселым смехом:
— Ну и рожа у него была, ну и рожа! — ликовал Григорий. — Теперь полчаса с места не сойдет, все думать будет!
— Как бы не замерз служивый! — вторил ему Петр, делая рукой непристойный знак.
Через минуту к общему веселью присоединился и Денис, до которого наконец-то дошел смысл этой весьма циничной проказы — ведь со дня убийства царя похожим свертком не прошло и месяца. Но, кажется, сейчас это понимал только извозчик, с укоризной оглянувшийся на захмелевших студентов.
Сани свернули с Садовой, переехали по мосту через Фонтанку в районе Симеоновской
— Эх, братцы, когда на смертном одре для меня наступит пора подводить итоги прожитой жизни, то главное, о чем я буду жалеть, — так это о тех чудных девушках, которым явно понравился, но которые не стали показывать этого, спугнув мои робкие поползновения своей подчеркнутой невозмутимостью!
— Да, — подхватил Денис и тут же продекламировал:
…Поздно будет вспоминать, И поздно будет ждать ответа, К другим придет пора расцвета, А нам придется умирать!Оба приятеля весьма почитали склонность Винокурова к «стихоплетству» и по очереди уважительно пожали ему руку.
— Молодец, Дениска, — добавил при этом Воробьев, — какой из тебя медик, иди в поэты!
— Какой из меня поэт, если я люблю не столько воспевать, сколько препарировать природу, — отшутился тот. — Однако долго еще?
— Почти приехали, — отвечал Ливнев, пристально разглядывая обшарпанные здания, — сейчас, сейчас, это должно быть рядом, за церковью Всех Скорбящих…
— Надеюсь, что после посещения сего злачного места, мы не присоединимся к их числу, — пошутил Воробьев, всегда готовый ерничать над чем угодно.
Наконец нужный дом был найден. Студенты расплатились с извозчиком и, как-то разом посерьезнев, словно шли на экзамен, стали подниматься по грязной лестнице. Впрочем, они уже не первый раз посещали бордели, хотя еще и не успели стать их завсегдатаями. Особенно это касалось Дениса, который направлялся «к девочкам» всего лишь второй раз в жизни.
Оказавшись в теплой, прокуренной гостиной, молодые люди быстро «оттаяли» и вновь повели себя достаточно развязно. Пока Григорий и Денис с любопытством присматривались к полусонным девицам, сидевшим вдоль стен, Ливнев заказал полуштоф водки, хотя половой усиленно навязывал ему шампанское.
— Зря ты это сделал, — наставительно заметил Воробьев, — смотри, развезет с мороза…
— Ерунда! — отмахнулся Петр. — Что я, свою дозу не знаю?
— И это говорит человек, который после каждой второй попойки живо интересуется — «ну, как там вчера, весело было?»
— Ерунда, — снова повторил Ливнев и, не дожидаясь приятелей, жадно выпил свою рюмку. — А сегодня тут есть очень даже ничего экземплярчики…
И он пьяно оглядел зал, где находилось четыре девушки, не торопившиеся проявлять инициативу, но с любопытством поглядывавшие на студентов. Первой была широкозадая, курносая и румяная
— «Сперва жена себя прехитро украшает, — вдруг начал цитировать Воробьев, — приятные сандалии обувает, и лицо и выю себе вапами [9] повалит, и черности себе в очесах добавит, а, когда идет, ступает тихо и шею слегка обращает и зрением умильно взирает, уста с улыбкой отверзает и все суставы в прелести ухищряет…»
— Говорят, что из таких вот падших женщин получаются самые замечательные жены, — перебил Ливнев, наливая себе еще одну рюмку.
— Вот это уж действительно ерунда! — энергично возразил «любомудр Гришка». — Точнее сказать, это миф, который придумали сами падшие женщины.
9
Белилами. — Примеч. авт.
Петр не стал с ним спорить, поскольку начал перемигиваться с румяной девкой и делать ей непристойные знаки, а поддерживать разговор пришлось Денису, который чувствовал себя здесь не совсем уверенно:
— Почему ты так думаешь? — спросил он, с преувеличенной сосредоточенностью закуривая папиросу.
— Да потому, что исхожу из их настоящей психологии, — охотно объяснил Воробьев. — Конечно, просто так они на сторону гулять не будут — это им уже неинтересно, однако представь себе такой вариант — выходит этакая вот барышня за бедного студента, который не в состоянии ее прилично содержать, — и он иронично кивнул в сторону Ливнева, — а через какое-то время ей надоедает сидеть на хлебе и воде. И что она тогда по-твоему будет делать, а? Неужели не вспомнит свое старое ремесло, пусть даже для того, чтобы купить подарок любимому супругу? Нравственных-то препон для измены у нее не было и быть не может!
В разгар беседы к ним спустилась мадам, за которой бегал долговязый половой, приносивший студентам водки. Это была статная, но уж очень увядшая женщина с дряблой кожей не только лица, но и рук.
— Ну что, господа, — бодро спросила она, быстрым шагом подходя к студентам, — присмотрели себе пару? Сегодня у нас, как видите, на любой вкус — блондинка, брюнетка, шатенка… — И широким жестом указала на диван, где сидели трое девушек. Четвертая, самая невзрачная, жалась к темно-красной портьере.
— Я беру шат-тенку, — неуверенно пробормотал Ливнев, в очередной раз разливая водку. Не обращая внимания на то, что рюмки его приятелей были полны, он упорно пытался долить их доверху, обильно проливая водку на скатерть, и так продолжалось до тех пор, пока половой по знаку мадам не отнял у него штоф. — Давайте, выпьем за, то есть на посошок…
На этот раз Денис и Григорий составили ему компанию, однако если на них водка подействовала как ожидалось — особенно на Винокурова, который сразу почувствовал себя уверенней, — то для Ливнева эта рюмка оказалась роковой, поскольку он как-то сразу обмяк, откинул назад голову и тут же захрапел.