Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник)
Шрифт:
— А не предсказано ничего о какой-нибудь из его жен? — с замиранием сердца слушала Настя ответ.
— Любимой женой его станет султанша Мисафир, что означает «чужестранка». Сойдет как ясная заря в сердце Падишаха, а зайдет кроваво над царством его. Сделает много добра и много бед на всех землях Халифа…
Застонала Настя то ли от боли, то ли от бессилия:
— Интересно было бы взглянуть на такую женщину! С высоких минаретов кричали муэдзины. Каффа молилась новом султану.
Над древним Царьградом или Стамбулом, одним из лучших городов мира, шел проливной дождь, размывая
Это была столица красоты, великолепия, но и страданий… в одном из закоулков огромного Авретбазара продавали Настю. Стояла она на помосте, в четверке товарок со школы, скованная наручниками, на одной цепи. Там, за стеной, многоголосный гул, крики продавцов разного товара — голых людей, овец, ковров, верблюдов — все, что рождалось и создавалось на земле. В углу, где товар был для избранных, царила относительная тишина. Здесь было несколько групп одетых девушек из разных школ и городов — от самых черных дочерей мулаток до самых белых дочерей Кавказа — демонстрировали купцам все свои прелести и умения, полученные в школе; перед молодыми мужчинами будто стыдились, а старых пронзали острыми взглядами. Одна толстая женщина все время ела — наверное, чтобы доказать, что можно ее сделать еще полнее. Другая периодически поднимала тяжести, которые стояли возле нее, чтобы продемонстрировать не только красоту, но и силу…
Настя сидела, поджав ноги под себя, равнодушно наблюдая, как приценивались купцы и как подавали себя невольницы. Молилась Богу, погрузившись в себя. Не помогал разъяренный шепот Ибрагима, его угрозы…
Вдруг засуетился хозяин и все присутствующие. Стали делать руками знаки, чтобы встали невольницы — и все встали. Кроме Насти. Настя не шевельнулась.
По проходу шла группа черных евнухов под руководством какого-то достойника, тоже черного, почтенного, за ним несли на лектике (носилках) мальчика лет четырех-пяти, и женщину в парандже. Позади шла военная стража.
Лектика была резная, из черного дерева, крыша ее держалась на золоченых столбах. По обеим сторонам лектики занавесы и открытые окна. Мальчик и женщина сидели на мягких подушках, в богатых одеждах, в руках мальчик держал игрушечный лук, на боку висела маленькая сабля, на голове надет огромный тюрбан. Это был необычайно красивый, черноглазый, живой ребенок, который с интересом рассматривал все вокруг. Его заинтересовала Настя, которая не выказала почестей новоприбывшим. А может его внимание привлекла необыкновенная красота рабыни, которая была тоненькая как девочка, белолицая, с густыми золотыми волосами.
Подбежал к ней, и улыбнулся. Настя посмотрела на него — и тоже улыбнулась. Улыбнулась искренне, тепло — от чего стала просто неотразимой. Протянула мальчику единственное, что имела — гранат.
— Угощайся, — сказала она по-турецки.
Мальчик взял этот гранат и крепко сжал в кулаке, по руке потек красный сок…
— Видишь, какой я сильный?
— Очень, — улыбнулась Настя.
— Ты откуда? — спросил он.
— Из Украины…
— Так ты роксолана? Я хочу, чтобы тебя купили. Будешь со мной играть. Я Мустафа.
К нему подошла недовольна мать, жена султана Махидевран, высокая, гордая черкешенка. Что-то сказала сыну на ушко, но маленький Мустафа возразил, даже ножкой топнул.
Тогда Махидевран подошла к Настеньке и, не говоря ни слова, потрогала ее лицо, взяла в руки ее золотистые волосы — точно так, как пробуют ткань.
Кровь ударила в глаза Роксоланы и к ее голове…
Дрожала она как осиновый лист, когда провели ее через какие-то страшные огромные ворота, над которыми возвышалась воткнутая на крюк человеческая голова. Непроизвольно подняла руку и прижала к груди маленький серебряный крестик. И вошла во двор сераля.
Весеннее солнце играло светом на разноцветных венецианских окнах султанского гарема и оживляло оргии красок на великолепных коврах в комнатах. Настя мыла ноги Махидевран, смазывала их маслами. Рядом крутился Хассан, кизляр-ага — главный евнух, готовый каждую минуту выполнить любую прихоть любимой жены султана. Это он был на Авретбазаре, когда покупали Настю, и сейчас не спускал с нее настороженных глаз, следил за каждым ее движением.
Чуть позже, в парке, где отдыхала Махидевран, ее сын играл с Настей — учил девушку стрелять из лука по тыквам, которые на высоких шестах проносили перед ними слуги. Насте никак не удавалось попасть, как она не целилась — зато смеха было достаточно…
В окне гарема стоял какой-то молодой человек в высоком белом тюрбане и смотрел во двор.
Затем Настя раскачивала Мустафу на качелях. Разговаривали.
— Какая красивая у тебя мама! — восторженно сказала Настя.
— Да, красивая, — вежливо ответил мальчик. — Но сейчас она невеселая, у меня брат умер от чумы. Он был младше меня. Но все равно бы его задушили, потому что я наследник.
Настя почувствовала на себе чей-то взгляд, посмотрела на окно, но никого не увидела. — Покажи, как ты танцуешь! — продолжил Мустафа.
— А ты будешь со мной танцевать?
— Я не умею… И наследнику не гоже… — растерялся мальчик.
— Я тебя научу!
И Настя показала Мустафе присядку украинского танца, дала в руки бубен, спела задорную песенку…
Парень бил в бубны и неумело, смешно приседал, а Настя пела и кружилась вокруг него в танце. Золотые волосы ее развевались на ветру. Стали им подыгрывать, хлопая в ладони, рабыни. Улыбались Махидевран и даже невозмутимый Хассан. В окне снова появился молодой человек и наблюдал за ними. Мустафа смеялся, а под конец, запыхавшийся, сел на землю.
— Вам пора читать Коран! — подошел к мальчику строгий турок и забрал его.
Настя снова почувствовала чей-то взгляд. Посмотрела в окно и встретилась взглядом с мужчиной в огромном тюрбане. Махидевран посмотрела туда же, но в окне уже никого не было.
— Кто это такой важный? — спросила Настя молоденькую рабыню, еврейку, когда они сидели в тени платанов.
— Где?
— Вот там, стоял в окне… — показала Настя взглядом.
— Не знаю. Может, султан…
— А чего он боится? Почему скрывается?