Роликовые коньки

Сойер Рут

Тут последовали эффектная пауза и величественный жест давно не мытой руки.

— Следует вам сказать, юная леди и юный джентльмен, что людям моей профессии никогда нельзя зарекаться. Вот так, юная леди и юный джентльмен. Нипочем не скажешь заранее, какие шутки с тобой может выкинуть весь этот хлам. Тут уж кому как повезет.

Выдержав еще более эффектную паузу и еще величественней поведя рукой, он рассказал о том, что с полным правом можно назвать высшими откровениями в жизни старьевщика:

—

Иногда мне кое-что попадается в карманах старой одежды. Иногда между тряпьем. А иногда под подкладкой какой-нибудь старой шубы. Я вижу, вы удивляетесь, юная леди и юный джентльмен? Многие удивляются. Вот. Разбираешься себе в старых вещах, сунул руку в дырявый карман, да и найдешь пару монеток. Иногда и зелененькие попадаются. А однажды я таким вот манером вытащил целую пачку десятидолларовых купюр. Во-от.

«Да он прямо как мистер Микобер из «Дэвида Копперфильда»! — с восхищением внимая старьевщику, размышляла Люсинда. — Как бы мне тоже хотелось иметь точно такую же замечательную повозку со всяким старьем и с такой же прекрасной лошадью! Сколько прекрасного мусора я смогла бы тогда собрать по всему Нью-Йорку!»

Подвал без окон казался Люсинде не менее привлекательным. Если повезет, в таком подвале могут оказаться настоящие гоблины или клад, который надо искать только при свечах!

А старьевщик тем временем продолжал щедро делиться воспоминаниями о своей удивительной жизни:

— Однажды в этих вот самых руках оказалась брошь королевы! Она зацепилась за обрывки кружев. Ох и грязные же, доложу я вам, эти кружева были! А еще как-то раз я вытащил жемчужную булавку из жутко рваного галстука. Поглядите на эту руку, — с гордостью продемонстрировал он грязную ладонь. — Она держала бриллианты, рубины! Она!..

Tyт он умолк, предоставляя слушателям самим подбирать сравнения, которые были бы достойны такой чудесной руки.

— Мне бы давно пора уйти на покой, друзья мои, — немного погодя снова заговорил он. — Как-никак уж седьмой десяток пошел. Но работа меня захватывает. Ожидание, поиск, находки… Ну, как я все это оставлю?

— Должно быть, вы очень богаты, сэр? — благоговейно осведомилась Люсинда.

— Очень не очень, а пожаловаться на жизнь не могу, юная леди.

День был в разгаре. Прохладный ветерок, дувший все утро, вдруг прекратился, и солнце теперь палило совершенно по-летнему. Некоторое время спустя оно нагрело валун и старьевщика, который по-прежнему восседал на нем. Тут-то на Люсинду повеяло всеми отбросами огромного города. Нюх у нее был чуткий, и она в панике отодвинулась. Заниматься сбором старья ей расхотелось. Впрочем, подобные разочарования часто подстерегают и взрослых людей. Потому что даже самые прекрасные занятия имеют свои неприятные стороны.

Дети начали собираться домой, а старьевщик как ни в чем не бывало

дремал на солнышке. Думая, что он крепко спит, Люсинда и Тони хотели потихоньку уйти, но этот номер у них не прошел. Стоило им одеть ролики, как пожилой джентльмен приоткрыл глаза.

— Может, в следующую субботу опять тут встретимся? — осведомился он. — Я тоже мог бы что-нибудь захватить…

— Нет, нет, спасибо, — поспешно отказалась Люсинда, ноздрей которой снова коснулся чудовищный запах. — Лучше мы с Тони обо всей еде позаботимся сами.

Она мгновенно все подсчитала и поняла: если взять «каждой еды по шесть», будет достаточно даже для аппетита «сэра Старьевщика».

Домой они с Тони вернулись кружным путем. И вот, переступив наконец в пятом часу порог гостиной мисс Питерс, Люсинда, к своему великому удивлению, обнаружила там дядю Эрла.

Он удобно устроился в кресле с «Записками Питеркинов», и было видно, что книга эта доставляет ему огромное удовольствие.

— О, да это, кажется, Снуди! — громко приветствовал он племянницу. — Рад, рад, что ты вернулась со своего пикника целой и невредимой.

Люсинда крепко обхватила его за шею.

— Ты пришел пригласить меня ужинать, дядя Эрл?

— Думаю, все обстоит куда лучше, — немного таинственно отвечал он.

— Значит, мы пойдем вместе к тебе и ты снова мне будешь читать мистера Уильяма Шекспира? — обрадовалась племянница.

— Боюсь, в этом случае тебе досталось бы куда больше тети Эмили, чем Шекспира, — лукаво взглянул дядя Эрл на Люсинду. — Нет, с этим мы с тобой еще подождем, пожалуй, неделю. Забыл, что обычно говорят дети, когда как следует раскачаются на качелях?

— Пусть старая кошка умрет! — немедленно подсказала девочка.

— Вот-вот. Именно так мы с тобой и поступаем, — продолжал дядя. — С тетей Эмили всегда лучше выждать, пока улягутся страсти. Ну, а теперь, Снуди, попробуй-ка еще раз угадать, чем мы с тобой займемся сегодня?

Но Люсинда больше ничего не смогла придумать.

— Сдаюсь, — наконец беспомощно проговорила она.

Дядя Эрл не спеша поднялся с кресла, подошел к книжной полке и поставил на место «Записки Питеркинов».

— Просто не понимаю, почему не прочитал раньше такую чудесную книгу? — задумчиво сказал он. — Тем более я так много слышал о ней.

Он снова сел, Люсинда устроилась у него на коленях. Понизив голос почти до шепота, дядя Эрл продолжал:

— К сожалению, Снуди, тетя Эмили не относит чтение к большим добродетелям. Поэтому газели, кроме «Элси Динсмор», «Путешествия Пилигрима» и Библии, ничего не читают. По-моему, это ужасно, но я тут бессилен. В каждой семье, Снуди, заправляет кто-то один. А вообще, твоя тетя Эмили — прекрасная женщина. Просто не все ее правильно понимают.