Роман без конца. С чего начинается творчество
Шрифт:
– Балдеешь, Уремин? – спросила в палатке, когда лежали вместе, и я шаловливой ручонкой забрался ей под свитер, дабы проверить одно утверждение Щукина.
– Еще как! – ответил честно. Должен был признать, что где-то Щукин, может, и был прав, но в защиту Дудочкиной песня Высоцкого:
У ней такая маленькая грудь,
И губы, губы алые, как маки.
Уходит капитан в далекий путь
И любит девушку из Нагасаки.
Я не выпускал свою «добычу» из лап и «балдел» в течение всего похода. Удивлялся: «Что происходит? Это чудо? Я и Дудочкина!» В школе
Это была лучшая осень в жизни. Я ощущал, как течет и уходит время. Каждая сигарета была будто последняя. В душе поселилась щемящая тоска. Было жаль, что все пройдет. Я словно не жил наяву, а уже перенесся в будущее и лишь вспоминал о том, что на самом деле прошло и никогда не повторится.
Начавшаяся после академического отпуска на новом курсе учеба была прервана ошеломляющей новостью: нас срочно отправляют за тридевять земель, в порт на сибирской реке, где не хватает рабочих рук, – спасать северный завоз. До этого Боб успел в курилке познакомиться с солидным джентльменом с пышными черными усами и густой холеной шевелюрой, лицом напоминающим известного композитора Яна Френкеля. Его звали Эдуардом Бодровским. Странно, Эдуард, вовсе не похожий на забитого человека, держался особняком. Разгадка такого поведения была быстро найдена: он также новичок здесь. Шалопай почище нашего – вечный студент! Успел не только отдохнуть в «академе», но и отслужить в армии, а теперь восстановился. Гулянки до добра не доводят! Так что нам с Бобом еще было куда «совершенствоваться»… Стали держаться втроем.
Поначалу перед Бодровским я тушевался, уж больно взрослым дядей он мне казался. Без коммуникабельного Боба вряд ли когда сошелся с таким. Потом ничего, привык. На новом курсе нас троих так и приняли, будто старые друзья меж собой. Здесь были свои центровые, однако, благодаря Эдику и Бобу я уже не ощущал себя настолько «маленьким», как когда-то на первой картошке, да и пришли мы со старшего курса. Главное же, меня изнутри переполняло собственное счастье по имени «Таня Дудочкина», поэтому на все внешнее смотрел благодушно и как бы немного свысока.
Дудочкина провожала меня в аэропорту. Бодровский сказал, что у нее хорошие ноги. В стройотряде меня выбрали бригадиром – благодаря бороде, видать. Звездный час продолжался. Бодровский был доволен, что бугром будет свой человек. Пришлось ругаться с портовым начальством, дабы не навешивало на нашу бригаду лишней работы.
Время в стройотряде пролетело быстро, и вот мы снова дома, быстрее звоню Дудочкиной, горя желанием немедленно увидеться. Не тут-то было! Она рада, что я вернулся, но ей надо готовиться к зачету. Как так?! В такой момент! Я же прилетел бог знает откуда – целый день в самолете провел! Какой зачет? Хоть ненадолго!
В итоге, она все же соглашается и выходит, мы гуляем, потом идем к Ратниковой, та рассказывает, какая Татьяна у меня хорошая, как она меня ждала. Я немного успокаиваюсь, но осадок от того, что «хорошую» пришлось уговаривать, чуть-чуть остается.
Боб планирует свадьбу – Лариска ждет ребенка. У Эдуарда тоже есть любимая женщина, такая маленькая и красивая, под стать «графу» Бодровскому, и в перспективе все определено. Чужие истории на фоне собственной кажутся мне скучными.
Повеселила Ершова. Узнав про Дудочкину, вцепилась мне в волосы. Вроде бы шутя, но довольно больно. Похоже, она держала меня у себя на скамейке запасных. Не в первых рядах, но мало ли, как жизнь обернется? Выбор жениха – это так девушку утомляет! Как известно из сказок, иной раз даже у первого встречного появляется шанс, не то что у бывшего одноклассника… А может быть, она рассчитывала, что я буду вечно хранить ей верность и никогда не женюсь? Мы станем старенькими, а я все так
На свадьбе у Боба Ершова сидит рядом с Дудочкиной, болтают между собой. Что-что, а разговаривать с людьми Дудочкина умеет – я наблюдал, как будущий доктор по-взрослому общается с моей мамой. Из нее получится настоящий врач, нет сомненья. Больные будут ей доверять. Я стараюсь не замечать своего открытия, как классно она умеет лицемерить, когда потребуется. Я умею слышать голос.
У Боба на свадьбе собирается весь цвет десятого «Б» – Печенкина, Селезнева, Ратникова. Я целую каждую с непринужденностью повесы. Видел бы Стасик! Бодровский тоже приглашен. Приятно с ним хлопнуть по рюмочке – он это умеет.
«Дудочкина пьяненькая, Дудочкина мужичка хочет», – шепчет мне моя любовь в конце вечера…
Мы стоим с ней в моей комнате, в лунном свете. Отмечаю, что не такая она худощавая, какой кажется в одежде, просто косточка тонкая. Все-таки я хоть немного, да выше ее ростом…
Дудочкина, очевидно, ждала от меня предложения. Третий курс – самое то. Я же был столь наивен, что даже не понимал этого. Все никак не мог поверить, что она – действительно моя. Казалось, успех у Дудочкиной я снискал только лишь благодаря серии хорошо поставленных «эстрадных номеров» (будущий артист!) – то песенки ей пел, то хохмил, более-менее удачно подтрунивал над друзьями. Я научился ее развлекать на пирушках, но не представлял, как вместе окунуться в прозу жизни. Все время боялся, что ее интерес ко мне вот-вот ослабеет, и был озабочен лишь постановкой новых «номеров», чтобы его поддерживать. Искал каких-то еще доказательств привязанности с ее стороны. Каких?..
В голове прочно засела мысль, что мне предстоит в армию идти, а до этого о женитьбе и думать нечего. И чего бы я хотел? Чтобы Дудочкина ждала меня еще четыре года, пока окончу институт и отслужу в армии? Ее зашлют по распределению в какое-нибудь глухое село, где нет женихов, и пьяный тракторист – тоже не жених. Останется старой девой. Дудочкина мыслила прагматично, как понял я много позже. Это хорошо еще, она не знала, что после армии я хочу идти в артисты. От своей мечты отказываться я и не помышлял. Напротив, думал, как же всех удивлю, став знаменитым!
Понятно, что Дудочкина принялась рассматривать иных претендентов и остановила взгляд на одном сокурснике, который клинья подбивал. Я знал о нем, но до поры до времени как соперника справедливо не воспринимал всерьез. Однако он обошел меня на длинной дистанции. Спустя два с половиной года Татьяна вышла-таки за него замуж. Правда, быстро развелась, но успела родить сына, с ее слов – с таким же хорошим носиком, как у мамы (я ее отпрыска никогда не видел). Насколько легко прошли роды (прав ли был Щукин), сказать не могу.
Между прочим, спустя время Дудочкина закидывала удочки к новому союзу. Она не постеснялась бы увести меня от жены – узнав ее лучше, нисколько в этом не сомневаюсь. Звонила из Подмосковья, куда переселилась. Вроде бы, ей оставила квартиру какая-то родственница – ухаживала за той. Вполне в ее духе – прагматично. Столица рядом. Да и все так делают. А Горький – ну что Горький?.. За время нашего бурного романа Дудочкина не стала ближе, вот что удивляло. Мы разные люди, но тогда я этого не понимал. Любил воспламенивший меня образ, почти не видя реального человека, а когда на него, на человека, «натыкался», как с тем зачетом в день моего возвращения из Сибири, старался не обращать внимания. «Женщины любят только тех, которых не знают», – говорит мой дорогой Печорин. То же самое вполне можно отнести и к нашему брату. Если «брат» молод – уж во всяком случае.
Конец ознакомительного фрагмента.