Роман длиною в жизнь
Шрифт:
— Сомневаться свойственно всем, особенно если «подруги» подбрасывают пищу для размышления.
— Да уж, подруги могут яд сцедить, в этом они щедры, — тяжко вздохнула Мира, продолжая смотреть вглубь леса.
Был у неё печальный опыт с «подругами», теперь она очень осторожно выбирает круг общения. Не верит никому после того, как узнала, что с ней дружат только из-за состояния отца, а за глаза называют выскочкой и высокомерной сукой. Более того, одна из её бывших «подружек» клеилась к Ване, а ведь знала, что Мира неравнодушна к нему. С той поры нет у неё их, только знакомые.
— Успокоилась?
Она
— Ром, я в норме.
— И что делать будешь? — я имел в виду Ваню.
— Жить, Ромка, жить. Другого не дано. Ты не переживай, я уже сказала, что за Ваней бегать не буду. Хотя я и не бегала вовсе, а подошла к нему после нашего поцелуя, хотела поговорить. А он… — тяжкий вздох. — Он наотмашь бил обидными словами, каждое что клинок в сердце. Так гадко я никогда себя не чувствовала. Поправка, — горько усмехнулась она, — сегодня. Я ведь всего лишь спасти его хотела, ни на что не претендуя, не навязывая свои чувства. А он сделал иные выводы, это ж надо было ему сказать: прохода не даю, жизнь в ад превратила! Да, я его люблю. Да, мне очень больно. Но это не означает, что я собиралась навязываться. Его ненависть и презрение убивают. Но я справлюсь.
— И заставишь его бегать за собой?
— Нет, Ром, у него был шанс, он его упустил. Сегодня я для него умерла.
— Не стоит так категорично. Всё наладится.
— Не нужны мне ложные надежды, от них только хуже. А насчёт умерла… Я имела в виду, что не смогу с ним общаться как прежде, да я вообще не смогу… Сведу наше общение к минимуму, мазохизмом не страдаю. Ты не думай, я его не виню, ведь сердцу-то не прикажешь. Это только моя проблема, его не стоит впутывать. А то что больно делал словами, так это он пытался уничтожить мои чувству к нему. Понимаю и не осуждаю. Ладно, пора возвращаться.
Мы поднялись с бревна и не спеша направились к коттеджному посёлку, стоило войти на территорию, наткнулись на виновника слёз звёздочки.
— Мир, — делает он шаг к нам навстречу, — нужно поговорить.
Она выставляет руки вперёд, останавливая его:
— Вань, ты не переживай, больше я тебя не потревожу. Ты захотел, чтобы я держалась от тебя подальше — услышала.
— Мир, я тебя обидел, был неправ. Давай забудем всё.
— Хорошо, забыли. А я обещаю, что больше не буду делать попыток тебя спасать. Живи как хочешь, меня это больше не касается. — Она перевела взгляд на меня. — Ром, спасибо.
Она развернулась и только сделала шаг, как…
— И всё же ты обиделась…
Она вновь повернулась к нему:
— Ошибаешься, в моём сердце нет обиды. Но и как раньше мы не сможем общаться. Я не смогу. Прости.
Она больше ничего ему не сказала и ушла, не оглядываясь.
— Она явно что-то задумала, — не поверил он ей.
— Она уже это сделала — вычеркнула тебя из жизни. — Ваня с недоумением посмотрел на меня, словно не веря в услышанное. Я решил его добить — заслужил: — Если точнее, мне она говорила так: я для него умерла. Так более понятно?
— Вполне. Это к лучшему.
— Было бы лучше, если бы ты её не целовал! — сорвался я.
— Рассказала, значит, — зло усмехнулся друг.
— Нет, я сам догадался, что горькое
Мне очень жаль, что у нашей малышки был первый поцелуй, который принёс ей боль и разочарование.
— Я сорвался… — произнёс он глухо. — Ты не представляешь, в каком я аду живу два года, чувствую себя чёртовым извращенцем. Да что там, я такой же, как и мой отец! Ей всего-то было четырнадцать лет, когда я потерял покой. Это как проклятие… А в этом году как прорвало, не смог удержать свою похоть. Но ужаснее всего, что я хотел больше, чем поцелуй. Чудом остановился. Ты неправ, я действовал в её интересах. Пусть лучше ненавидит. Я ей не пара!
— А почему про подгузники говорил? — уже миролюбиво интересуюсь.
— Пытался хоть как-то заставить себя остановить эту агонию. Одержимость ею сводит меня с ума. Нет никаких сил больше бороться со своими чувствами. Я решил уехать — это самоё лучшее, что могу для Миры сделать. Буду навещать родителей, когда звёздочки тут не будет.
— Я не знал, что всё так серьёзно. Не переживай, подрастёт твоя девочка…
— Ты не понял, нет у нас будущего. Мире нужны будут дети, я этого дать ей не могу. Поверь, со временем она встретит достойного мужчину.
— Тебе решать. Хорошо, что дядя Глеб не в курсе твоего срыва, — хохотнул я, вспомнив, как мне за подобное досталось.
— Я ему сразу рассказал о случившемся.
— Сильно досталось?
— Не поверишь, он даже голос не повысил. Более того… — замолчал, — неважно. Ладно, Ром, я пойду вещи собирать, не могу больше оставаться тут, боюсь сорваться. Тянет к ней как магнитом.
Ваня ушёл, не успел я и десять шагов сделать, ко мне подошёл Сашка и с места в карьер:
— Привет, — протянул он руку. — Ванька вещи побежал собирать?
— А ты откуда знаешь?
— Ну а как иначе? Если не умотает, может не удержаться. Да и Мира сейчас сказала, что всё, Ванька в пролёте. Хотя это сомнительно, — хохотнул он и уже серьёзно продолжил: — И всё же уехать ему действительно нужно.
— Может, им помочь? Но глупо же от любви отказываться.
— Ром, любовь у Миры, а Ванька одержим. Если бы ты видел, какими глазами он на неё смотрит, то ужаснулся. Так что пусть пока в собственном соку поварится, ему полезно. А помогать позже будем, пока не вмешиваемся. Да и звёздочке нужно браню нарастить…
— И когда это позже наступит?
— Как только, так сразу. А ты не тем сейчас голову забиваешь. Иди домой, пора тебе радостную весть узнать.
Я завис.
— Какую?
— Какую… — передразнил он меня. — Иди и узнаешь.
А взгляд при этом у него такой… лукавый. Что я, даже не прощаясь, рванул к жене, прикидывая, что же это может быть…
Эпилог
Забегаю домой и, не останавливаясь, поднимаюсь в её студию, которую сам оборудовал, как только мы с Алисой поженились. Аккуратно открываю дверь — точно, стоит перед мольбертом и о чём-то усиленно думает. Стараясь не шуметь, закрываю дверь на замок и крадучись подхожу к колибри.