Роман на Рождество
Шрифт:
– Неужели? – удивилась Поппи. – А я весь год пыталась подавить свою любовь к Флетчу, но не смогла. Я все еще его люблю. Если он входит в комнату, я чувствую себя счастливой. А если я не знаю, где он, – ее глаза снова наполнились слезами, – я сразу начинаю предполагать худшее: что он ухаживает за другой. А ведь когда-то мне и в голову не приходило, что такое возможно! Сегодня он флиртовал с леди Невилл, с Луизой. Он хочет разрушить наш брак!
– Ты будешь удивлена, дорогая, узнав, как много времени требуется для того, чтобы разрушить брак, – усмехнулась Джемма. –
– Неужели? – удивленно подняла брови Исидора.
– И когда же это произойдет – во время или после шахматных партий с герцогом Вильерсом и собственным мужем? – поинтересовалась Луиза.
– После, – со вздохом ответила Джемма и добавила: – Поппи, твои отношения с Флетчером вовсе не кончены, просто они перешли в другую стадию.
– А если выиграет Вильерс, вы не откажетесь от своих планов? – поинтересовалась Исидора, которую, похоже, очень взволновало признание подруги.
– Разумеется, нет, – покачала головой герцогиня Бомон. – Впрочем, не думаю, что он выиграет, – я готовлюсь нанести ему весьма чувствительное поражение. Есть только одно «но»: мой супруг и я прекратили интимные отношения восемь лет назад, и я отнюдь не жажду их возобновить.
– Нет, все-таки моя семейная жизнь, как я ее себе представляла, ушла в прошлое… – прервала их Поппи. Дамы не ответили, и юная герцогиня, посчитав их молчание знаком согласил, решила закончить свою мысль: – Мой муж меня разлюбил. Он хочет соблазнить другую женщину, и пусть Луиза не попалась в его сети, он, возможно, прямо сейчас ищет ей замену.
– Терпеть не могу ставить под сомнение собственную репутацию, – проговорила Луиза, слегка нахмурившись, – но все-таки скажу: у Флетчера мало шансов на успех, если только он не обратится к леди Ратледж.
Поппи содрогнулась.
– Осторожней, Луиза, – недовольно поморщилась Джемма. – По сравнению с нашей юной подругой мы с тобой закаленные в боях бойцы, поэтому должны щадить ее чувства.
– Мой муж только что рассказал всем, кто не поленился его послушать, что наш брак – сплошное лицемерие, – возразила герцогиня Флетчер. – Поэтому для меня лучше побыстрее привыкнуть к реальному положению дел.
Обстановку разрядил приход дворецкого Фаула с подносом в руках.
– Имбирные пряники, ваша светлость, – проговорил он, отдуваясь. – Горячий чай, конечно, и горячий шоколад с лимонными пирожками, которые, как считает наш повар, придутся вам сейчас очень кстати.
– Прекрасно! – похвалила Джемма.
Поппи с тяжелым вздохом приняла из рук хозяйки сдобный, сочившийся маслом пирожок.
– Мне просто надо привыкнуть к своему новому положению, вот и все, – пояснила она. – Ты согласна, что всегда лучше знать правду? Я так скверно чувствовала себя весь прошлый год, пытаясь наладить отношения с мужем, – как выяснилось, напрасно.
– Это не твоя вина, дорогая, – попыталась успокоить ее Джемма. – Жены не виноваты в неверности мужей.
– Виноваты женщины вроде Луизы, – заметила Исидора.
– Я люблю вас, мои дорогие! – выпалила
– Похоже, вы опять собираетесь заплакать? – заметила смешливая Исидора. – Я тоже люблю вас, милая, по крайней мере настолько, насколько успела узнать за время нашего знакомства, но у меня есть условие – если вы не будете плакать.
– Мы тоже тебя любим, – сказала Джемма.
– Раз так, – сказала герцогиня Флетчер, – то, как своим подругам, я хочу вам сообщить: я ухожу от Флетча и мне надо знать, что делать дальше.
Последовавшее за этим заявлением потрясенное молчание Джеммы и Исидоры доставило Поппи истинное наслаждение.
Глава 8
«Если души всех герцогинь Лондона находятся в опасности, мы не вправе смотреть сквозь пальцы на то, что происходит с душами их досточтимых супругов, герцогов. В наше время, когда колонки светской хроники переполнены рассказами о пьянстве и супружеской неверности столпов общества, еще остались достойные уважения представители высших слоев общества, например, герцог Бомон, который воистину делает честь своему сословию. Тем не менее из заслуживающих доверия источников нам стало известно, что даже этот достойнейший политик питает предосудительный интерес к одной молодой особе, мисс Т., – мы не сообщаем ее имени в надежде, что этот слух окажется ложным».
– Наедине вы всегда обращались ко мне по имени, – остановил жену герцог. – Ваш прием закончился, к чему сейчас звать меня «Бомон»?
По неведомой ей самой причине Джемма смотрела на мужа с чувством, близким к жалости, – он выглядел смущенным и даже нелепым.
– Я вернулась в Лондон ради вас, Элайджа, – сказала она и замолчала: как выразить то, что невозможно передать словами?
– Потому что мое сердце может вскоре не выдержать, – уточнил он, и глубокая морщина залегла у него между бровей.
– Я тоже с годами не молодею, – заметила Джемма не без игривости. Она и сама не понимала почему, но ей хотелось, чтобы Бомон улыбнулся. – Поэтому сейчас самое время завести ребенка, иначе потом будет поздно.
– Вряд ли у нас получится. – Он скривил губы, но назвать это улыбкой было трудно.
– Разве есть ясные симптомы сердечного недуга?
– Если верить докторам, то нет, но у меня такое впечатление, что врачи не имеют никакого представления о больном, слабеющем сердце. – Он наконец улыбнулся, но в его глазах была печаль.
– Кто может знать наверняка? – твердо сказала Джемма. – Вы могли бы умереть в тот день в палате лордов, помните? Вы тогда слишком много выпили на званом обеде.
Во взгляде герцога читалось несогласие.
– Ну хорошо, вы никогда не позволяли себе напиваться, – сдалась Джемма. – Господи всемогущий, Элайджа, да есть ли в вашей жизни что-нибудь, что вы сделали неправильно?!
Заметив странное выражение, мелькнувшее в его глазах, она приосанилась и добавила:
– За исключением вашей женитьбы на мне, конечно.