Роман, написанный иглой
Шрифт:
— Это да, парод у нас языкастый. Ну а вообще, как поправилось в нашем отряде?
— Очень понравилось, товарищ майор. Боевой отряд.
Рагозин просиял.
— Рад слышать такое. — Пётр Максимович вдруг пожал плечами и выразил лукавое недоумение. — И в самом деле, отряд хорош. Да только кое-кто рвётся из отряда, не желает служить.
— Кто же это? — удивился Рустам.
— Приятельница твоя, Катя. Заладила одно и то же: «Пойду вместе с сержантом Шакировым через линию фронта. Хочу вернуться в свой полк». Я сразу сообразил, что она того… с вами пойдёт.
— Понятно, —
— Знаю и по сержусь. Можешь забирать перебежчицу.
— Спасибо, товарищ майор.
— Экий ты официальный. Мы же с тобой, Рустам, старые знакомые. Разговор у нас неофициальный. Можешь просто Петром Максимовичем звать, не рассвирепею. Кстати, у меня к тебе поручение. Я сейчас письмецо черкну своей Евдокиюшке и Светке. Прихвати письмецо с собой. Когда ещё у нас посадочная площадка появится! А ты завтра-послезавтра дома уже будешь…
— Пишите письмо, Пётр Максимович.
— Вот спасибо, одолжил, брат.
Рагозин засел за письмо. Рустам подумал-подумал и тоже решил написать письмецо. Время есть, а как вернёмся в полк, заветный треугольничек полетит к Мухаббат…
Карандаш плохо слушался Рустама. Молодой человек то и дело погружался в воспоминания, парил на крыльях мечты. Рустам и Мухаббат, взявшись за руки, идут вдоль горной реки. Милая Мухаббат! Она звонко смеётся и, выбежав вперёд, кричит: «Догоните!..» Рустам бежит за ней, но догнать не может. Девушка, заливисто смеясь, увёртывается. Вот она шагнула в реку! Рустам испуганно кричит: «Осторожно, можно утонуть!» Мухаббат вдруг грустно отвечает: «Обо мне не беспокойтесь, Рустам-ака. Себя берегите!»
А вот Мухаббат на вокзале… Грустная. Она впервые говорит Рустаму «ты». «Верь, верь мне, Рустамджан!»
Рустам встряхнулся. Ну и замечтался! Ой-бо! Мухаббат, кажется, сейчас ещё что-то сказала мне?.. Да, конечно, кажется, она тихо произнесла: «Взгляни, взгляни, как прекрасен мир. Рустамджан!..» Почему она так сказала?
Родная моя! Верю тебе. Ты ждёшь меня! Война разлучила нас. Но война кончится. Мы отпразднуем Победу, и я вернусь. О, какая это будет чудесная жизнь! Без грохота орудий и трескотни пулемётов, без оконной грязи я гибели друзей. Мирная жизнь! Синее небо над головой, золотой диск щедрого солнца, весёлый птичий гомон…
Пётр Максимович закончил письмо, протянул его Рустаму.
— Вот, получай. Когда доберёшься до своих, припиши от себя пару строк. Объясни, почему я, собственно, ничего и не написал, кроме жив, здоров, обнимаю и целую. Даже имени своего не написал. Сам понимаешь, осторожность прежде всего. Я ведь как-никак командир партизанского отряда и письмо отправляю не по почте, а о оказией.
— Понятно. Всё сделаю, Пётр Максимова.
— Спасибо. А теперь давай-ка повторим в деталях предстоящую операцию.
Рустам улыбнулся. Дотошный человек Пётр Максимович. Ну да ладно. Повторение — мать учения. Откашлявшись, Рустам начал:
— Представителям армейской разведки побриться
— Ну что ж, всё вроде учтено. А как насчёт того, если вдруг понадобится предъявить документы?
— Начальник штаба партизанского отряда заготовил соответствующий аусвайс… пропуск. Кроме того, необходимые документы должны иметься у самого полковника. Ну, а главное… Наша группа будет ведь переодета в форму полевой жандармерии. А Седых владеет немецким языком.
— Значит, всё в порядке, — резюмировал майор Рагозин.
В землянку зашёл дед Тарас, козырнул по-военному. Стал докладывать обстановку.
— Фрица того, значит, хватать надобно у самого мосточка. Такий мосток, бревенчатый. Туточки и рощица, и ложок… вроде оврагу, и никаких нимцив нэма. Сховаются хлопцы в кустах. Парочку брёвен на мосте мы повынаем — и в дамках.
Рагозин внимательно слушал старика.
— Толковый у нас дед Тарас, — Пётр Максимович глубоко вздохнул, словно скинул с плеч тяжёлую ношу. — А теперь за дело. В путь-дорогу собираться. До Сосновки часа четыре ходу. Далековато, конечно, зато там фрицы непуганые. Это хорошо.
Раньше всех отправилась на задание группа наблюдателей. Её задача — разведать обстановку в районе Сосновки. Часа в два ночи партизанскую базу покинули группа захвата и Рустам со своими разведчиками. В жандармских шинелях у них был глупый вид. Парни чертыхались. Сергей Туманов еле дышал, как он выразился, «в чужой поганой шкуре». На его могучей фигуре жандармская шинель трещала по швам. В последний момент обнаружилось досадное обстоятельство: как быть с Катей? Не надевать же и на неё жандармскую шкуру! Решили — пусть остаётся в своём кожушке. Вроде бы задержанную везут.
Настало время прощаться. Пётр Максимович крепко пожал разведчикам руки, обнял Катю, предложил:
— По русскому обычаю… Присядем на дорожку.
Посидели, помолчали.
— Ну, ни пуха вам, пи пера.
Партизанская группа и разведчики, выставив головной и боковые дозоры, двинулись во тьму. Пётр Максимович остался на партизанской базе. Руководство предстоящей операции он поручил капитану Солдатову. Капитан шагал рядом с Шакировым и то и дело «подрабатывал обстановку».
— Сержант Шакиров, ещё раз предупреждаю: полковника берём мы. Никаких боевых азартов, слышите?