Роман Нелюбовича

Велесов Олег

– Ты всё понял?

– Конечно, – спорить, а уж тем более пытаться что-то доказать жене, пусть даже бывшей – себе дороже, так что лучше согласиться.

Я убрал телефон, подмигнул официантке и направился в обход площади к дому. Завтра надо будет зайти в редакцию газеты. Скачаю на флешку несколько рассказов, покажу редактору. Уж если они, прости Господи, такую ересь печатают, то мне отказать явно не посмеют. Глядишь, ещё и подзаработаю немного, оправдаю траты на кофе.

Весна вырывалась из дворовых палисадников пахучей сиренью, но на душе было погано. Смысл звонков от бывших жён заключается в том, чтобы портить настроение, и моё обрушилось

сразу, едва я увидел на дисплее смайлик. Но, дело не в угрозах, нет – что, собственно, мне в них? – и не в перспективах лишения какой-то части материальных благ, это ерунда. Дело в другом. Время, будь оно неладно, никак не хотело заниматься врачеванием. Что бы там люди не говорили, но десять лет – да, уже десять лет – успокоения не принесли. Голос этой женщины и воспоминания о ней вызывали ностальгию – по тем временам, по тем отношениям. И пусть уже всё в прошлом, но это прошлое по-прежнему моё, вернее, со мной. Господи, как же тяжело тогда было. Когда после развода я узнал, что она снова выходит замуж, то едва не рехнулся. Хорошо, Серёга Копытов оказался рядом. Мы пили вместе четыре дня, а под конец пятого, прихватив проституток, отправились на берег озера, развели огромный костёр и плясали вокруг него голые и глупые…

Я усмехнулся. Забавно мы погуляли. Написать что ли об этом? Изменить имена и некоторые подробности, добавить кое-что в угоду сюжету и на тебе ещё один Декамерон. Вот только настроение мне это не повысит. Жаль. Ладно, доберёмся до дома, посмотрим, может, и напишу что-то.

Возле калитки стоял Аркашка – стоял крепко, хотя муть из глаз так и сочилась. Интересно, он когда-нибудь трезвеет? Это какую печень надо иметь, чтобы до сих пор не свалиться с циррозом.

Я открыл калитку.

– Зайдёшь?

Аркашка прошёл к крыльцу, сел на ступеньку. Пиджак на груди топорщился знакомой полуторалитровой формой.

– Нюрка сказала, ты заходил. Надо было чего?

– Нюрка – это?..

– Жена.

– Я догадался. Само имя. Ну, в переводе на доступный язык. По паспорту.

– Анька.

– Анна, Аннушка. Понятно. Что ж ты её так – Нюрка. Словно собаку. Жена всё же.

– С детства так. Нормально. Живём.

Я не стал дальше развивать эту тему, не моё дело как они друг друга между собой называют, да и Аркашка не был настроен на откровения. Он извлёк из бокового кармана пачку папирос, закурил и спросил вдруг:

– Сам-то женат?

Вопрос меня смутил. Не то чтобы он звучал некорректно или мне было что скрывать – неожиданно как-то. Я скривил губы.

– Был. Два раза. Первый раз по молодости, второй – по глупости. От второго брака сын, в институте учится. Со мной не общается. Тебя какой случай интересует?

Аркашка пожал плечами.

– Просто спросил.

Он вытащил из-за пазухи бутыль, протянул мне.

– Выпьешь?

Снова самогон. Честно говоря, выпить хотелось. Вопрос в том: что за самогон? Хороший и пьётся легко, и похмельем с него не страдаешь. А плохой, особенно на патоке… Выбор напитка – особая философия. Кто-то предпочитает коньяк, кто-то брагу, всё зависит от вкусов и полноты кошелька. Но дело в том, что коньяк может оказаться поддельным, а брага выстоянной на мёду. И кто в этом случае выиграет, а кто проиграет?

– Давай.

Я отвинтил пробку, понюхал: не угадал, не на меду. Но раз взялся… За отсутствием стакана, я приложился к горлышку. Главное в питие самогона – не дышать. Выпил, сосчитал до пяти, выдохнул – и снова до пяти. И только потом можно сделать вдох. Я так и поступил; по горлу к желудку прокатился горячий комок и вернулся обратно противной отрыжкой. Я скривился, зато в груди потеплело, голову чуть-чуть

повело, глазки сузились. Дышать стало легче, и я сделал ещё один глоток.

– Закусить есть чем?

Аркашка протянул покусанное яблоко. Я не стал брезговать, хотя в надкушенных местах яблоко густо покрывали табачные крошки. Я съел яблоко целиком и сказал, словно в оправдание:

– Давно не пил, с полгода, наверное.

– Бывает, – философски заметил Аркашка. – Я коли сезон начинается, по неделе не пью, а то и по две.

– Что за сезон? – уточнил я.

– Так, – Аркашка махнул рукой. – Летом. Забор поправить, крышу перекрыть…

– Так ты плотник?

– И плотник тоже.

Мы выпили ещё по глотку. Самогон уже не казался противным, а окружающий мир всё больше окрашивался в яркое. И воздух, поначалу такой вязкий из-за переполнявшей его пыли, вдруг стал пахнуть вишнёвым цветом. Не сомневаюсь, он пах так и раньше, только чтобы почувствовать это, пришлось приложиться к бутылке.

Аркашка кивнул на мою беседку.

– Хочешь, поправлю? Одну столбушку заменить, и на место встанет.

Я зевнул.

– Тебе это надо?

– Ты мне в долг давал.

Действительно, денег я от него вряд ли дождусь, так что пускай отрабатывает. Нужно было с самого начала привлечь его к ремонту. Зачем браться самому, если специалист есть? Бутылка самогонки – и все заботы в сторону.

Мы снова выпили, помолчали каждый о своём и опять выпили. Со стороны двора донёсся скрип цикад, тени удлинились. Возле двухэтажного особнячка зажёгся фонарь, он всегда зажигается, когда вечер уверенно переходит в сумерки.

Аркашка начал засыпать. Он прислонился к перилам, но голова всё время падала на грудь – это мешало, и он, оставив приличия, растянулся на ступеньках во весь рост. Нет, мне такой товарищ не нужен, пить так пить, а спать и дома можно. Я потряс его за плечо.

– Чего разлёгся? Вставай.

Аркашка не отозвался, только засопел громко. Лицо его приняло умильное выражение, как у ребёнка, который после долгого игрового дня наконец-то добрался до постельки – такое же открытое и беззащитное. Посмотрев на него, я вновь почувствовал себя спасателем. Как не крути, а работа пожарного накладывает на тебя целый комплекс обязанностей, и пусть ты ушёл на заслуженный отдых, привычка остаётся, и обязанности продолжают тебя теребить, ибо давно и навечно поселились в твоей крови.

Я взял Аркашку под мышки и рывком поставил на ноги, потом подсел под него, перекинул тело через плечо, встал. Несмотря на свой не крупный вид, Аркашка оказался тяжёлым. Я почувствовал, как его тяжесть отозвалась напряжением в спине, и подумал: не лучше ли вернуть его на землю и попытаться довести до дома на своих двоих, чем нести вот так, на плече? И вздохнул: не лучше.

Поправив груз, я вышел на улицу. Кто-то из темноты спросил шутливо:

– Чего несёшь?

– Хлам.

Я хотел сказать «в хлам», имея ввиду тот факт, что Аркашка упился до подобного состояния, но я и сам был в состоянии не на много лучшем, поэтому оговорился, а поправляться не стал. Бог с ним. Русский человек и так поймёт, а иностранцу всё одно не объяснишь. Шутливый голос пожелал нам доброго пути и исчез за стрёкотом цикад.

Жил Аркашка далеко, на другом конце улицы. Прежде чем я донёс его до дома, хмель из моей головы изрядно повыветрился. Хорошо хоть бутылка со мной. Положив Аркашкино тело на родной порог, я сделал глоток и постучал в дверь. Открыла та же миловидная женщина, что и утром: те же глаза, те же скулы, светлые волосы спрятаны под косынку… Определённо, сейчас она понравилась мне ещё больше. Как там Аркашка её назвал? Нюрка?.. Анна, Аннушка… Ладно, пусть будет Нюрка.