Роман о том, как хорошие девочки становятся плохими
Шрифт:
Наташа тем временем достала компактный фотоаппарат и протянула его Каролине.
– Вот смотри. Будешь нажимать эту кнопку, – она показала пальцем. – Возьми блокнот и ручку, будешь записывать всех по номерам, в порядке очередности. Напротив фамилии делай короткое описание костюмов, чтобы потом самой разобраться. Когда закончишь, поднимешься вместе со всеми в мастерскую, – добавила она, уходя.
В течение всего последующего часа Каролина фотографировала девушек и старательно записывала все необходимое. Работа была несложной и не требовала большого труда, но к концу девушка почувствовала, что страшно проголодалась. С сожалением, взглянув
В мастерской манекенщицы по очереди переодевались в незаконченные костюмы и платья, после чего Наташа вместе с начинающим модельером Юрой подолгу хлопотали вокруг каждой из них, намечая нитками те участки, которые требовали доработки. Всем этим действом руководил Старков. Надо сказать, что работать или просто находиться рядом с этим человеком было нелегко. Бурно реагируя на каждую мелочь, он щедро изливал эмоции на всех собравшихся. Если мэтр был доволен, то от него исходили золотистые снопы света, согревая своим теплом окружающих, но если его не понимали – худо становилось всем. Придравшись к какой-нибудь мелочи, он хватался за иголку и самоотверженно бросался в работу. Рассыпая тысячу указаний, он собственноручно выбирал и примерял на девушках всевозможные аксессуары, украшения и обувь. Порой его выбор, с точки зрения простого обывателя, казался таким нелепым и неуместным, что приходилось только удивляться его безудержной смелости и безрассудности. Он мог самым бессовестным образом надругаться над законами классики, напрочь перечеркивая все общепринятые правила: пряжки и пояса возникали в самых неожиданных местах, включая шею манекенщиц; разрезы были столь огромны, что делали бесполезным наличие не только юбок, но и брюк, а о карманах, карабинах, галстуках и замочках говорить даже не приходилось. По отдельности все эти несоответствия казались непростительными, но готовые костюмы выглядели не просто хорошо, они выглядели потрясающе. И Каролина не могла не признать: Старков был талантлив. К сожалению, это было его единственное достоинство.
День казался таким длинным, что под конец Каролина просто валилась с ног. Она так устала от мелькания нарядов и поручений, вроде: подай – принеси – не мешай, что с трудом реагировала на происходящее. Сжалившись, Наташа отпустила ее пораньше, в десять.
***
Каролина стояла в большой комнате и рассматривала чудесные платья: синие, сиреневые и голубые. Вырезы платьев украшали цветы, а юбки доходили до самого пола. Платья походили на бальные. Каролина выбрала себе бледно-голубое. Она надела его и почувствовала чудесный аромат – цветы на платье оказались живыми. Каролина подошла к зеркалу, чтобы полюбоваться. Вокруг собрались другие девушки в бальных платьях. У них были высокие замысловатые прически.
Откуда-то донесся тихий мелодичный звук флейты. Флейта плакала и грустила. Каролина, как завороженная, подошла к высокой двухстворчатой двери. Звуки доносились оттуда. Она толкнула дверь. Створки легко отворились, и впереди открылся большой светлый зал. В нем было много людей в красивых нарядах. Среди присутствующих она заметила Старкова и Наташу. Они улыбались и о чем-то переговаривались. Каролина направилась к ним. Неожиданно откуда-то послышался легкий металлический звон. Звон приближался и становился все громче и громче. Вскоре он заполнил все окружающее пространство.
Каролина открыла глаза. На тумбочке громко звенел сотовый телефон. Она приподнялась на локте, выключила будильник и с облегчением легла на подушку.
«Для чего мне так рано вставать?» – подумала она и сразу же вспомнила, что не собрала сумку, не помыла посуду и не сходила в душ. Каролина вспомнила посещение агентства, устройство на работу и свое позднее возвращение.
Настроение сразу же испортилось. Вставать не хотелось. Она вновь проверила время. Минуты текли одна за другой, но сил, чтобы подняться, не было. Каролина чувствовала себя разбитой и подавленной. За ночь ей совсем не удалось отдохнуть. Веки казались такими тяжелыми, что невозможно было бороться со сном.
«У тебя совсем нет силы воли», – сказала себе Каролина, но этот довод совершенно не подействовал. – «Сейчас придет Лариса и увидит весь этот бардак», – снова подумала она.
«Ну и шла бы она…» – ответил внутренний голос.
«Ты опоздаешь на практику».
«Ну и черт с ней».
«Тебя выгонят с работы».
«Не выгонят, по крайней мере, до демонстрации».
При воспоминании о работе перед глазами встала картина безумного вчерашнего дня. В ушах зазвучали шум швейных машин и раздраженный голос Старкова. Каролина зажмурилась. Ее присутствие там, в мастерской, казалось какой-то злой иронией, чьей-то безумной ошибкой. Она не знала, для чего она туда устроилась, и у нее не было ни малейшего желания ехать туда снова.
Каролина повернулась к окну и посмотрела на черное небо. В первых предрассветных лучах воздух казался синим. Сильные порывы ветра гнали по небу рваные темные тучи. Сверху то и дело срывались крупные капли дождя. С легким звоном они барабанили по подоконнику. Попадая в стекло, капли медленно скатывались, оставляя за собой кривые ломаные дорожки.
Продолжая лежать, Каролина с отвращением думала о работе. Никто не вынуждал ее ехать туда снова. Более того, ее появлению были не очень-то рады. Ее взяли с испытательным сроком. Никто даже не потрудился записать телефон Каролины, и если она там сегодня не появится, никто, наверное, не заметит. Вздохнув с облегчением, она решила не ехать, но тут же поняла, что не может так поступить: нужно срочно оплатить проживание в общежитии за второе полугодие.
Эта мысль ее сильно расстроила. Каролина почувствовала себя загнанной в угол. Свернувшись в клубок, она ощутила щемящую жалость к себе. В голову полезли воспоминания обо всех неприятностях, которые преследовали ее в последнее время. Обида становилась все сильнее и сильнее, разрастаясь, как снежный ком. Каролина поняла: еще чуть-чуть, и она точно никуда не поедет, а останется на весь день в кровати.
Она в отчаянии всхлипнула. Мысли заметались в поисках выхода, и неожиданно в памяти появилась нелепая фраза из детства: «Коммунисты не сдаются!»
Каролина с горечью усмехнулась. Это была любимая присказка отца. Он частенько повторял ее своей малолетней дочурке, когда та приходила с разбитыми коленками. Илья Андреевич поднимал девочку на руки и нежно укачивал, приговаривая: «Ну-ну-ну, коммунисты не сдаются!» Тогда она понятия не имела, кто были эти коммунисты, но фраза производила почти магическое воздействие. Каролина сразу же успокаивалась. Наверное, отец здорово потешался, успокаивая ее таким образом. Не мог же он говорить это серьезно.