Роман с Европой. Избранные стихи и проза
Шрифт:
Невозможно и бессмысленно пытаться целиком передать это мироощущение в прозаическом очерке, что так любят делать газетные рецензенты. Мир всякого поэта не столько поддается логическому осмысливанию, сколько непосредственному восприятию, почему обычные опыты в отношении первого есть не определение содержания чьего бы то ни было творчества, а лишь новое творчество но поводу его.
Глубоко лирическая стихия поэзии Лебедева характеризуется одной основной чертой — каким-то воздушным движением, вечным путешествием человека, его души, всего мира — «От пристани уходят корабли в оранжевые мерзлые закаты», «из тихих гаваней — который год и месяц соленым ветром крепнут паруса», «отъезжающие в море грустят о днях на берегу», «всестранником, куда глаза глядят», «рвался вверх от пристани ненужной земной корабль». «Летит мой мир сквозь золото ресниц по звонкой опрокинутой орбите», «вот дни плывут звеня»… Прочувствовав это движение, Лебедев берет его не в его смыслах и целях, но как вечную музыку Вселенной, как некоторый лирический факт. Это движение стирает грани между небом и землею. Корабли уходят не в отмеченные на листах географических атласов страны, а в «оранжевые мерзлые закаты»; плывущий «по маякам, по звездам, по чутью в ночных морях невероятных странствий» неизменно услышит «сигнал уже не здешних странствий, со всем земным торжественных разлук»; полет аэроплана через океан заставляет
Тоскуя, радуясь и любя, потеряв в непрестанном полете различие между землей и небом, телом и душою, задыхаясь, — рассказывает поэт об этом прекрасном мире со звездным креном…
Цельность книги исключает возможность упоминания о «лучших» стихах или о стихах «менее удачных». Большой мастер, хотя и не совсем свободный, но только во внешнем смысле, от чужих мотивов, — Вячеслав Лебедев подчиняет читателя законченностью и четкостью своих определений и образов. Но самое блестящее выражение его талант находит, помимо высоко поэтического миропонимания, богатства однородного словаря, почтя нигде не нарушаемого неверным ударением или условным падежом; разнообразия сравнений; остроты художественного взгляда, — в музыкальной инструментировке его стихов. Здесь он не только безукоризненно самостоятелен, несмотря на преобладание академического ямба, но достигает изумительной силы и выразительности. Некоторые же строки его стихов исполнены чистоты, классической строгости и настоящего музыкального совершенства.
Звезда полей прозрачна и светла…
или:
Что повторит, что вспомнит жизнь твоя?
Быть может, класс, быть может — сад и вишни,
И за холмом вечерние края…
или:
На берегу пустынного пруда,
Где кружит ветер легкий пух гусиный…
— такие звуки и в отрыве от стихотворения, от всей книги, — неотразимы. Первая книга стихов Вячеслава Лебедева не только многообещающее явление, как обычно говорят о первой книге, но и труд зрелого законченного художника, обязательно интересный для всякого чувствующего истинную поэзию.
Прага 1929. Казаки. I. 1929. № 1. С. 29–31.
Прозаические стихи [15]
Послушай, дедушка, мне каждый раз,
Когда взгляну на этот замок Ретлер,
Приходит в мысль: что если это проза.
Пушкин [16]
15
Редакция «Воли России» не разделяет всех оценок автора настоящей статьи.
16
Не полностью процитированное стихотворение А.С. Пушкина "Послушай, дедушка, мне каждый раз…" (1818).
Появление в печати нового прозаического произведения Ив. Бунина каждый раз, естественно, вызывает шумное эхо восторгов и похвал, однообразно повторяющее одну и ту же, довольно давно установленную истину, что Бунин очень большой писатель. По совершенно непонятным причинам не избежала общей приятной участи и книга его стихов, вышедшая недавно в Париже, в издательстве «Современные записки» [17] . Не стоит задерживаться на вопросе о том, что именно «современного» нашло это издательство в поэзии Бунина, как и на том, чем, кроме гипноза имени, можно объяснить появившиеся почти во всех газетах и журналах зарубежья неумеренно восхищенные отзывы о ней. «Все это будет личность», — как писал Пушкин [18] . Гораздо значительнее иное обстоятельство, — что почти во всех этих отзывах встречается одна и та же весьма характерная оговорка. «Стихи Бунина называли стихами прозаика. Это глубоко неверно», замечает Федор Степун в XXXIX книге журнала «Современные записки» [19] . В Сирин в «Руле» (№ 2577) [20] «полагает», что «среди так называемой “читающей публики” — особенно в той части ее, которая склонна видеть новое достижение в безграмотном бормотаньи советского пиита, — стихи Бунина не в чести, в лучшем случае рассматриваются, как не совсем законная забава человека, обреченного писать прозой». В Сирин решительно добавляет, что «оспаривать такой взгляд нет нужды». Не совсем ясно, из каких соображений В. Сирин выбрал в противники своих критических взглядов только поклонников «безграмотного бормотанья». Возражать таковым действительно «нет нужды», но отсюда вовсе еще не следует, что не стоит «оспаривать такой взгляд» вообще. Вряд ли В. Сирин серьезно думает, что только безграмотные люди расходятся с ним во взглядах и вкусах.
17
Бунин Иван. Избранные стихи. Париж: Современные записки, 1929.
18
Цитата из "Эпиграммы" ("Журналами обложенный жестоко…") (1829) А.С. Пушкина.
19
Степун Ф.А.: Бунин И.А. Избранные стихи., 1900–1925., Париж, 1929. // Современные записки. 1929. Т. 39. С. 528–532. Степун Федор Августович (1884–1965) публицист. Философ. Мемуарист; в 1922 г. выслан из России.
20
Сирин В. Бунин И.А. Избранные стихи, 1900–1925. Париж, 1929. // Руль. 22.5.1929.
Но если и так, то во всяком случае Федор Степун думает иначе. Он находит нужным подкрепить свое категорическое мнение и заявляет, что «различие» между стихами и прозой Бунина «есть и оно очень значительно. Чем пристальнее вчитываешься в стихи Бунина, тем глубже ощущаешь ту их пронзительную лиричность и глубокую философичность, которых в рассказах Бунина нет».
21
Ходасевич Владислав Фелицианович (1886–1939) — поэт, критик, историк литературы; с 1922 г. — в эмиграции.; ведущий критик парижской русской газеты «Возрождение».
22
Ходасевич Вл. О поэзии Бунина // Возрождение. 15.8.1929.
Но дело, конечно, совсем не в том, есть ли какое-нибудь различие между стихами и прозой Бунина, даже если и согласиться с удивительным указанием излишне пристально вчитавшегося критика, что в сплошь лиричных рассказах Бунина нет ни лирики, ни «философичности». Дело в том, что все эти оговорки и противоречия настойчиво поднимают вопрос о действительном значении и ценности поэзии Бунина, о которой, по-видимому, невозможно говорить, не поставив ему в заслугу того, что он не «советский пиит» (статья В. Сирина), того что он не символист (статья Вл. Ходасевича) или не доказывая зачем-то предварительно, что Пастернак бездарность (статья Теффи [23] в «Иллюстрированной России») [24] .
23
Теффи Надежда Александровна (1872–1952) — писательница-эмигрантка.
24
Теффи Н. А. По поводу чудесной книги И. А. Бунина «Избранные стихи» // Иллюстрированная Россия. 9.2.1929. С. 8–9.
Вопреки мнению Степуна, оказывается, что если «пристально вчитаться» в «Избранные стихи», то остается сделать только один вывод — это действительно «стихи прозаика», «забава человека, обреченного писать прозой». Для того, чтобы доказать это, нет никакой необходимости возражать на все упомянутые и неупомянутые выше хвалебные гимны. Из всех статей по этому поводу серьезного внимания заслуживает только одна — в самом деле несколько странная статья Вл. Ходасевича, из которой, все-таки, по существу следует лишь то, что Бунин не символист. Для того же, чтобы убедиться, что Бунин не поэт, нужно только внимательно разобраться в итогах его двадцатипятилетней работы над стихом. В свою очередь, для этого нет никакой необходимости подробно останавливаться на том, что такое собственно поэзия, как и на различии между нею и прозой, о которых так туманно говорит Степун. Это различие, может быть, не чувствительно, пожалуй, только для малограмотной «читающей Лубянки» из рецензии В. Сирина. Не стоит доказывать, что по существу общего между поэзией и прозой только слово, но в совершенно разном и смысловом и звуковом преломлении. Этот вопрос подробнее освещается в специальных исследованиях. Но интересно, что еще Пушкин тогда, когда не существовало принятой наукой принципиальной разницы между обоими искусствами, говорил, что «жалки» те поэты, которые принимаются за прозу, и что, если бы не «обстоятельства», он бы сам для прозы «не обмакнул пера в чернилы» [25] . Оценив мысль, скрывающуюся за этим кокетством, следует вспомнить и слова ныне здравствующего Антона Крайнего о том, что «истинные поэты больше других чувствуют эту пропасть между формой стихотворной и прозаической» (Литературный дневник. 1899–1907. СПб., 1908).
25
А.Эйснер пересказывает следующий текст воспоминаний казанской писательницы Александры Андреевны Фукс (урожденной Апехтиной) (ок. 1810 — 1853): «Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой, признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернила». (Русская старина. 1899. Т. 98. С. 258 — 262.) Эйснер, вероятно, прочел эти воспоминания в книге «Письма женщин к Пушкину» (М., 1928. С.215 — 222.).
Из существующих же определений поэзии наиболее интересным, пожалуй, представляется данное Р. Якобсоном, по которому «поэзия есть слово в его эстетической функции» [26] . Впрочем, трудно не увидеть в нем излишне профессиональное определение крупного филолога. Другое, более «академическое», но менее умное, столь излюбленное некоторыми критиками — «поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке» [27] — еще более поверхностно. Однако и с этой точки зрения поэзия Бунина оказывается условной.
26
Правильно; «поэзия есть язык в его эстетической функции». Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия. Набросок первый. Подступы к Хлебникову. Прага, 1921.
27
Определение, данное английским поэтом и литератрным критиком Сэмюэлом Тейлором Колриджем (Кольриджем) (1772–1834).
Как всем известно, стихи Бунина, с точки зрения формы, чрезвычайно архаичны. Ходасевич, конечно, совершенна прав, говоря, что Бунин — современник и одно время случайный сотрудник символистов — отказался и от внешних завоеваний символизма. Гораздо больше. Русской поэзии XX века для Бунина как будто вообще не существует. А если и существует, то в каком-то поверхностном я в довольно странном отображении (о чем мы будем говорить ниже). Это в какой-то мере подтверждает и Бунин-критик. Всем памятно его отношение к Блоку, с наивной откровенностью формулированное в отрывках из дневников [28] . Трудно забыть и его высказывания по адресу Есенина [29] , в общем, конечно, не крупного мастера.
28
Упомянув о еврейских погромах в Жмеринке и Знаменке, Бунин 14 мая 1919 г. записал в дневнике: «Это называется, по Блокам, «народ объят музыкой революции — слушайте музыку революции!» (Бунин И. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. М., 1990. С. 141). В дневнике Бунина с датировкой 8/21 апр. 1921 мы читаем: «…Герцен все повторял, что Россия еще не жила и потому у нее все в будущем и от нее свет миру. Отсюда все эти Блоки!» (Бунин И.А. Собр. соч. в восьми томах. Т.7. М., 2000. С.397).
29
Бунин И. Самородки // Возрождение. № 800.11.8.1927. См.; А. И. Бунин о Есенине и самородках // Воля России. 1927. N® 8–9. С. 204–206.