Роман с героиней
Шрифт:
В тот вечер Медведев попытался сесть за роман, но бумага на столе так и осталась бумагой. Она и не думала обретать магическую прозрачность и впускать в иные миры. Медведев видел только тень ручки в косом свете настольной лампы и окурок в керамической пепельнице на авансцене стола.
Он зажег ночник, бросил на подушку Библию и вышел на улицу. Нет, конечно, он не увлекся ею как женщиной. Об этом даже говорить смешно. Она интересна ему как героиня -- судьбой, характером, искренностью... Подсветка террасы -- круглые матовые плафоны (днем их охраняли от случайного башмака красные проволочные пауки, исчезавшие вечером от глубинного
Медведев вернулся в номер, и тут же в дверь постучали. Сдерживая улыбку, вошел Джордж. Он осведомился, как идет работа над романом. Медведев, так же сдерживая улыбку, сказал, что плоховато.
– - Ничего, ничего, -- махнул рукой Джордж.
– - Скоро пойдет! Эта русская женщина, журналист, тоже пишет?
– - Нет, она отдыхает.
– - О-о, это хорошо, -- сказал Джордж.
– - А где она имеет кров?
– - Отель... "Медитерранеан", на набережной.
– - Это хороший отель?
– - Наверное...
– - О, "Медитерранеан", "Медитерранеан"! Это пять звездочек?
Медведев сказал, что не знает, сколько звездочек, и Джордж, подхватив с холодильника карту Родоса, нашел на ее обороте перечень отелей.
– - Да, это пять звездочек!
– - возликовал он, словно радовался за Медведева. Но тут же озабоченно сдвинул брови: -- Но это очень дорого! Сорок долларов! Совместно с завтрак?
Медведев кивнул. Оксана говорила, что завтракает в гостинице, там шведский стол.
– - А завтрак хорош?
– - Не знаю. Никогда там не завтракал.
– - А номер хорош?
– - Думаю, да.
Джордж посмотрел недоверчиво и решил сменить тему.
– - Да-да-да, -- рассеянно оглядывая комнату, проговорил он -- Да. У меня тоже плохо едет мой рассказ. Но что делать? Это наша судьба! Не так ли?
Медведев сказал, что так.
– - Завтра хочу гулять в Старый город, -- сказал Джордж.
– - Вы бывали с Оксаной в Старом городе?
– - Нет, -- рассеянно сказал Медведев и сдвинул пошире раму окна. Ему хотелось остаться одному.
– - Не бывал.
– - О'кей!
– - весело сказал Джордж.
– - Желаю успеха!
– - Успеха и вам, Джордж!
Медведев вновь оказался возле отеля "Медитерранеан", вновь увидел разъезжающиеся в стороны стеклянные двери, перехватил сдержанную улыбку рослого портье за стойкой в глубине белого зала и различил себя, взмахнувшего Оксане рукой сквозь уже съехавшиеся двери -- она шла по ковру к лифту и чуть обернулась в его сторону: "Звони..." И почему на "ты"? Ему послышалось или это оговорка?
Ее номер был написан на белейшей визитной карточке отеля: "608". Это, надо полагать, шестой этаж.
Славянская бизнес-леди, бывшая учительница музыки по классу фортепиано, похожая на куклу Барби, отдыхает в пятизвездочном отеле...
Медведев
Медведев закрыл Библию и, скосив глаза, перекрестился на образок Ксении Блаженной. Только бы не наделать глупостей, не упустить роман и не начать волочиться за этой повзрослевшей Барби.
"Нет, меня этим уже не проймешь, -- думал Медведев, раскидываясь под одеялом, -- я не мальчик". И еще он подумал: "Что у нее с мужем -- просто в ссоре или развелись?"
Погасив свет, он решил, что палец о палец не ударит, чтобы произвести на нее особое впечатление. Она состоятельная бизнес-леди -- он писатель. У нее пять магазинов -- у него пять книг прозы. Если он и будет видеться с ней, то лишь для того, чтобы собрать материал для новой вещи. Он не в том возрасте, чтобы распускать хвост перед каждой красоткой.
Засыпая, Медведев вспомнил, что впервые за эти дни не позвонил жене.
Глава 2
Проснулся Медведев в прекрасном настроении. Оно было проникнуто утренним ветерком, запахом моря, шелестом пальмы за открытым окном и ясным ощущением, что здесь, на островке в далеком Эгейском море, с ним должно произойти что-то важное и значительное. Быть может, он напишет прекрасные главы романа, быть может, случится нечто потрясающее... Быть может, ничего не произойдет, но он вернется в мглистый декабрьский Питер с новыми идеями, мыслями, чувствами и сжатый, как пружина.
Он услышал, как под окном зашипела вода, и выглянул. Анатолия, держа в приподнятой руке дымящую сигарету, пыталась другой поливать из шланга пол террасы и одновременно подкрутить кран на трубе. Попытка удалась, но струя воды снесла пустое пластиковое ведро с надгробных камней, прислоненных к стенке флигеля -- их никак не могли забрать археологи, -- и окатила разложенные на могильных плитах половики. Анатолия заворчала, сунула намокшую сигарету в рот, вернула отпрыгнувшее ведро на мраморный постамент, сделала ему внушительный знак рукой -- "стоять!" -- и закрепила шипящий конец шланга на багажнике велосипеда Лайлы.
На террасу, как на сцену, бильярдным шариком выкатился толстячок Ларс, шведский поэт с детской физиономией, и, держа руки за спиной, стал быстро ходить вдоль ограждения, не замечая луж, радужных брызг и Анатолии. Он смотрел в голубое небо и шевелил губами. Анатолия укоризненно покрутила головой -- не бережет человек обувь и светлые брюки, да что с него взять? поэт!
– - и ушла на кухню. Ларс замер, склонил лысую, со светлым пушком голову, словно разглядывая свое отражение в луже (казалось, его очки соскользнут с носа-пуговки и повиснут на шнурке), и тут невидимый кий пустил его мечущимся треугольником от борта к борту с выпадением в стукнувшую лузу-дверь, из которой он недавно выкатился.