Роман с президентом

Костиков Вячеслав Васильевич

В этой связи, кстати, вспоминается еще одна любопытная деталь. В течение долгого времени у меня были добрые отношения с посольством США в Москве. Я хорошо знал бывшего американского посла Р. Страусса, бывал на всех приемах в его резиденции «Спассо-хаузе». Отличные отношения были с американскими журналистами, аккредитованными в Москве. Но, как только я заявил о своей более чем прохладной позиции в отношении расширения НАТО на Восток, все изменилось. Меня перестали замечать, а в американской прессе тотчас же появились негативные оценки моей работы и даже личные выпады. Вот вам и знаменитая независимость американской прессы. Кто-то в Госдепартаменте дернул за ниточку, и начались другие танцы.

Тем временем мой отъезд в Ватикан задерживался: мне, на удивление долго, не давали

агреман, несмотря на заверения папского нунция (посла Ватикана в России) Джона Буковского в том, что это дело нескольких дней. Позднее мне дали понять, в чем причина задержки. Тот же самый человек, который делал на меня доносы в Кремле, накляузничал и в Ватикан, используя имевшиеся у него связи. Я был представлен как аморальный человек, имеющий склонность к «вакхическому» образу жизни. Для Ватикана, с его особой чувствительностью к моральным аспектам, это было немаловажно, и тогда соответствующие службы запросили через польского посла в Москве информацию о деталях моей семейной жизни. После того как были получены успокоительные сведения, агреман был выдан. Видимо, с учетом не совсем удобной ситуации, в которую был поставлен Ватикан, об этой новости мне сообщил папский нунций, и только через несколько дней я получил официальное извещение из МИДа.

Формальное превращение пресс-секретаря президента в дипломата завершилось в конце мая. Я хорошо запомнил дату — 27 мая. Вечером мне позвонил Юрий Батурин и сказал, что президент подписал два указа № 526 и № 528 — один о назначении меня представителем России в Ватикане, а другой о присвоении мне ранга Чрезвычайного и Полномочного Посла.

Этот день я хорошо запомнил еще и потому, что с утра был расстроен одним обстоятельством. На улице, узнав меня, со мной заговорил совершенно незнакомый человек. Стал говорить, как правильно я поступаю, что ухожу из Кремля.

— Вы просто спасли себя! Да-да, именно спасли, и здоровье, и, может быть, даже жизнь.

И он стал рассказывать мне, что хорошо знает Б. Н. Ельцина, поскольку работал с ним и в Свердловске, и в Московском горкоме КПСС.

— От него никто не уходит здоровым, — убеждал меня незнакомец. — У него такое свойство — вытянуть из человека все нервы и силы и потом выбросить на угольный двор, как перегоревший шлак. Если у вас есть друзья среди помощников, предупредите их.

Очевидно, это был один из яростных противников Ельцина. К сожалению, по ходу времени их становилось все больше и больше.

Дело, разумеется, не в том, что Б. Ельцин у кого-то вытягивал жизненную энергию, хотя, как говорят ученые, явления энергетического вампиризма существуют. Дело в том, что при тогдашней немногочисленности штата помощников президента на них ложилась огромная психологическая и физическая нагрузка. Работать приходилось по двенадцать часов, включая субботу. Я чувствовал по себе, что превращаюсь в раздражительного, мрачного типа, что в общем-то не свойственно мне по натуре. Моя дочь Даша, наблюдая мою «эволюцию», не раз говорила мне: «Папка, плохая у тебя работа, плохая!»

Говорят, чтобы сбросить психологическую усталость, полезно заниматься спортом. Когда я начал работать в Кремле, многие советовали мне начать играть в теннис, поскольку им увлекался президент, но я так и ни разу не взял в руки ракетку. Надо сказать, я совершенно неспортивный тип. Моим любимым спортом были и остаются длительные пешие прогулки. Так вот: в последние месяцы моей работы в Кремле мне все чаще приходилось сталкиваться на улице с неприятными ситуациями, когда озлобленные против Ельцина люди останавливали меня и высказывали все, что они думали о президенте. Несколько раз выяснение отношений чуть было не дошло до рукоприкладства. К 1995 году настроение людей на улице заметно изменилось. Тогда меня поздравляли с назначением. Теперь же я все чаще ощущал неприязнь к себе как к невольному «соучастнику режима». Иногда мне выказывали сочувствие как человеку, вынужденному играть несвойственную ему роль. Одна женщина, прежде бывшая, по ее словам, яростной «ельцинисткой», теперь, встретив меня возле церкви на улице Герцена, что напротив Большого зала Консерватории, убеждала меня: «Это ваш ангел-хранитель уводит вас из

Кремля». Я часто вспоминаю эту фразу. Не забывая, впрочем, о другом: о том, что к Ельцину меня привела судьба. Так и вертится в голове эта формула — «привела меня судьба, а уводит мой ангел-хранитель».

Глава 2

ДОРОГА В КРЕМЛЬ. ПЕРВЫЕ ТРУДНОСТИ

В Кремль меня привел Михаил Полторанин. Ранее мы оба работали в агентстве печати «Новости» политическими обозревателями. В Москве в конце 80-х — начале 90-х годов была совершенно особая атмосфера политического и эмоционального подъема. Казалось, все дышало воздухом свободы. Как грибы после дождя росли политические клубы, объединения, газеты, зачатки партий. Процветала публицистика. Журналистские имена создавались на глазах. Я начал сотрудничать с журналом «Огонек». Главным редактором был один из «прорабов» перестройки и гласности Виталий Коротич. Огоньковские публикации сделали мое имя заметным в радикально-демократических кругах Москвы, среди столичной интеллигенции. «Блеск и нищета номенклатуры», «След от шляпы Ю. О.» (о Мартове и меньшевиках), «Колыбельная для крошки Цахеса» — одна из первых антиленинских публикаций, — вызывали гром и молнии идеологического отдела ЦК КПСС. Меня постоянно приглашали на демократические «тусовки», а когда подошло время выборов в Верховный Совет, сразу несколько крупных организаций предложили выдвинуть мою кандидатуру в депутаты. Но политическая деятельность меня тогда не интересовала, карьерных амбиций у меня никогда не было. Впрочем, политика постоянно настигала меня.

В то время в моду вошли «Круглые столы» с участием новых политических фигур, и мне как политическому обозревателю АПН время от времени приходилось их вести. На один из таких «Круглых столов» мы пригласили нескольких представителей только что возникшей тогда Либерально-демократической партии России. После политической монополии КПСС и унылого одноголосия это было ново, необычно. Мы все тогда только мечтали о многопартийности, и появление ЛДПР, хотя оно и сопровождалось слухами о ее связях с КГБ, встретили с тревожной радостью. Тогда я впервые и познакомился с В. Жириновским. Надо сказать, что в то время он произвел на меня скорее хорошее впечатление. Горячо и умело полемизировал, был резковат, но без хамства. У него еще не было жирка, демагогия присутствовала, но еще не была «без берегов». Ходил он тогда без охраны и дорожил каждым приглашением. Надо сказать, что у Жириновского неплохая память, и позднее, когда я уже работал пресс-секретарем и мне приходилось сталкиваться с ним, он неизменно шутливо звал на работу к себе. Он уже был уверен в себе, уверен в своей неотразимости. Стилистика его изменилась. Он мог позволить себе любую бестактность.

Помню, как на торжественную церемонию подписания Договора о гражданском согласии в Георгиевском зале Кремля он пришел с двумя бутылками только что выпущенной водки «Жириновская». Завернуты они были в газету. Увидев меня, подошел как к знакомому. «Вот, хочу президента угостить. Ему понравится. И вообще нам надо с ним выпить и обо всем договориться. Почему он не хочет встретиться со мной? Я один понимаю Ельцина», — говорил он, поглядывая по сторонам и явно надеясь на внимание тележурналистов. У него был просто дар влезать в телевизионный кадр.

Вечером того же дня в Кремлевском Дворце съездов проходил большой прием по случаю подписания Договора. Договор этот дался с огромным трудом, и все были преисполнены надежд на гражданский мир. Настроение царило приподнятое, торжественное. За центральным столом сидели Б. Н. Ельцин, В. С. Черномырдин, С. А. Филатов, Патриарх Алексий II. Среди приглашенных были и лидеры оппозиционных партий. Все это тоже казалось новым, необычным.

Появился Жириновский. За ним шел охранник с целым ящиком водки. Я, надо сказать, удивился. Как он прошел? Вспомнился вопрос из старого фильма: «А если бы он нес патроны?» К президентскому столу, куда он направлялся, громко выкрикивая что-то, его не пустили. И тогда без всякого смущения Владимир Вольфович стал раздавать бутылки гостям. Настроение было у всех благодушное, и эта выходка была воспринята с разумной долей юмора.