Роман с разведкой. Интернет-расследование
Шрифт:
Правда, не очень понятно, откуда на квартире Воскобойниковой взялись солдаты. Или она и её гости выступали перед ними прямо с балкона, ведь квартира была на Невском? Надежда Ивановна была, конечно, женщина широкая и авантюрная, но, думаю, всё-таки даже для нее подобная эскапада — это чересчур. Ведь с революцией она теряла всё с такой ловкостью добытое за 1916-й год: место рядом с царицей, любовника — министра, связи в самых высоких сферах и, в конце концов, деньги и эту самую квартиру. Похоже, Юлия Ден пересказала в своих воспоминаниях какой-то слух, а сколько их гуляло тогда по столице. Но что этот отрывок из мемуаров бывшей фрейлины отразил точно, так это отношение к выскочке — Воскобойниковой в аристократическом окружении Александры Федоровны. Однако брак с Садовским и её поведение после того, как он попался на удочку НКВД и стал невольным участником операции «Монастырь», убеждает
Об её истинном отношении к императрице можно достаточно определённо судить по материалам допроса Воскобойниковой в ЧСК. Следствие интересовало, что связывало её с Распутиным, а самое главное, что она могла рассказать о встречах царицы с этим «Другом» семьи Николая II. Она утверждала, что «по отношению ко мне Распутин не допускал никаких вольностей». На вопрос, не оставалась ли она в квартире Распутина на ночь, Надежда Ивановна отвечала в стиле оскорблённой невинности: «Ночью не только у Распутина, ни у кого из знакомых не бываю…». Но мы-то с вами знаем, что в этом она лгала. Из её слов на допросе создаётся впечатление, что её тоже волновала степень близости Александры Федоровны и Распутина. Не случайно, рассказывая об их встречах, она ссылается на свои «точные наблюдения». Значит, наблюдала, и наблюдала внимательно. Со слов Воскобойниковой, они всегда проходили в присутствии третьих лиц, хотя бы лакея императрицы. Она отвергает слухи о любовной связи царицы и Распутина. На момент допроса для неё как будто всё еще продолжается время до смерти Григория Ефимовича, и, защищая царицу, она говорит о её поступках в настоящем времени: «Государыня не допускает ничего, что могло бы дать основание для этих слухов…»
Один из современных почитателей Распутина обвинил Воскобойникову в гадком любопытстве. Хотела, мол, поймать прелюбодеев, да ничего не вышло. Но позвольте, кто мешал ей оговорить царицу на допросе в ЧСК? Кто бы доказал обратное? Какая бы была заслуга перед революционной Россией! Она на это не пошла, и за это ей многое прощается. А если вы считаете, что Надежда Ивановна просто в очередной раз солгала, то и в этом случае я всё равно на её стороне.
Кстати, бурная многотомная деятельность Чрезвычайной следственной комиссии закончилась ничем. Найти доказательства «противозаконных» действий деятелей «старого режима», а искали, в первую очередь, доказательства государственной измены, так и не удалось. Хотя в нравственном смысле картина открылась печальная. Незадолго до падения Временного правительства дело было закрыто за отсутствием состава преступления.
Как пережила Надежда Ивановна Воскобойникова бедствия гражданской войны, мне неизвестно. Похоже, она оставалась в Петрограде, потому что именно там, в начале 20-х годов, обнаруживаются ее следы. И оказалось, что эта представительница «темных сил» была вполне благополучна!
— Николай Степанович, вы слышали, Блок умер. Какой ужас! Такой молодой!
— Да, коллеги в столовой говорили. Прискорбно. Я знавал его деда, Андрея Ивановича. По университету.
Застыла неловкая пауза. Надежда поняла, что упоминание о молодости Блока было, конечно, неуместным. Ведь сын Николая Степановича его ровесник. И заторопилась говорить:
— Давайте ваше письмо, Николай Степанович. Я с вокзала прямо пойду в Наркомпрос, это ведь недалеко, на Чистых прудах.
— Он протянул ей конверт. Рука слегка дрожала. Наверное, от старости. Конечно, ему почти восемьдесят.
— Все будет хорошо, Николай Степанович! Ведь помните, в прошлый раз Гринберг уверял, что Луначарский обязательно переговорит с Лениным. Будем надеяться.
— Надежда — это единственное, что у меня осталось. Две недели прошло, а из Москвы ничего. Еще раз извините меня, что опять обременяю вас.
— Да что вы, Николай Степанович! Вы же знаете, как я уважаю вас, вашего сына. Так жаль, что мало чем могу помочь. И все-таки, Николай Степанович, может быть, вы поедете на несколько недель в Царское, в санаторию? Мы вас там подкормим, подлечим?
— Спасибо, но давайте не будем возвращаться к этому разговору, Надежда Ивановна, в прошлый раз я же объяснял мой резоны. Там лестница шестьдесят ступенек, куда там, с моими ногами. Но не это главное, это пустяки. Отсюда я кое-как, но всегда смогу добрести до Гороховой. Тут и версты нет. А оттуда? Спасибо Адолию Сергеевичу, что на Митрофаньевское к жене помог съездить. А из санатории кто меня возить будет? Так что еще раз благодарю вас и разрешите откланяться.
Опираясь на подлокотники обеими руками, он встал и, шаркая ногами, с явным
— До свидания, Николай Степанович.
— До свидания, Надежда Ивановна.
«Бедный старик», подумала она, закрывая за ним дверь. — Как же я их ненавижу».
А он брёл по коридору к своей комнате с окном в двор-колодец, куда даже сейчас, летом, почти не попадали солнечные лучи. Таких дворов, казалось бы, не должно было быть на улице с названием «Миллионная». И суетные мысли мешали ему держаться на единственно важном: «Какое безумное время. Скорее бы оно кончилось, по крайней мере, для меня. Вот эта Надя и сейчас, надо признать, красивая женщина. Откуда она здесь? Говорят, подруга Распутина, чуть ли не приятельница императрицы. Теперь, при большевиках заведующая этой богадельней, вполне преуспевает. Чудеса! И я, который пять лет назад на Государственном совете призывал сбросить ярмо Змея Горыныча, этого самого Гришки Распутина. Имел у публики шумный успех. А ныне на содержании в этой же самой богадельне. Боже, о чем я думаю, когда мой сын, мой Володя…». Главная мысль вернулась к нему. Хотя он зря казнил себя. Она от него некуда и не уходила.
Летом 1921 года интеллигенция Петрограда стыла в страхе и ожидании, как в худшие месяцы 1918-19-го годов. ВЧК раскручивала так называемое «дело Таганцева», по городу шли аресты. Отец главного «заговорщика» Владимира Таганцева в прошлом крупнейший юрист и теоретик юриспруденции, профессор Санкт-Петербургского университета, член Государственного совета Николай Степанович Таганцев вёл в эти дни дневник. Привычка писать спасала его от безумия и отчаяния. Судьба этого дневника удивительна. Его обнаружили только в 90-е годы при разборке домашнего архива Таганцевых. Содержание дневника в основном состоит из описания хлопот Николая Степановича, пытавшегося спасти сына и свою семью. И вот среди людей, пытавшихся ему помочь, он упоминает Надежду Ивановну Воскобойникову auth/?t=page&num=9598).
После ареста сына и невестки Таганцев — старший остался в одиночестве. Чтобы выжить и продолжить борьбу за своих родных, он переселился в общежитие Дома учёных на Миллионной улице. Дом учёных, существующий и сегодня, задумывался для объединения и поддержки тех петроградских ученых, кто пережил гражданскую войну. Он был создан по инициативе Горького в 1920-м году. Горький добился передачи для его нужд бывшего дворца великого князя Владимира Александровича, там действовала столовая, где учёные находили спасение от голода, а во флигеле с выходом на Миллионную разместилось небольшое общежитие для одиноких или дошедших до дистрофии деятелей науки. В этом общежитии летом 1921 года получил комнату и Николай Степанович Таганцев. Кроме того, в структуру Дома входил санаторий, расположенный в Царском Селе. Так вот, Надежда Ивановна Воскобойникова была заведующей общежитием и санаторием.
Чтобы понять, как это ей удалось, достаточно поинтересоваться тем, кто руководил хозяйственной частью всего комплекса Дома учёных. А это был бывший полковник Адолий Сергеевич Родэ, до 1914 года звавшийся Адольфом, а потом переименовавшийся из патриотических побуждений. В предреволюционном Петрограде ему принес известность располагавшийся за городом, в Новой Деревне, у Черной речки, и ставший очень популярным кафешантан, названный им просто и без затей — «Вилла Родэ». О Родэ говорили, что он масон, но кто тогда не был масоном? В первую очередь Родэ был делец, деловой человек, а потому свел знакомство с Распутиным, чье покровительство дорого стоило. Распутин бывал у него дома, Родэ знакомил его с дамами разного свойства, развлекался Григорий Ефимович и на «Вилле Родэ». Я уже упоминал об удивительном сорте литераторов, в наши дни пытающихся не только обелить Распутина, но и сделать из него едва ли не святого. Упоминать их фамилии, значит делать им незаслуженную рекламу. В частности, они пытаются отрицать близость к Распутину такой одиозной личности, как Родэ, каковой был известен самыми разнообразными, в том числе и довольно тёмными, связями. Один из них, например, утверждает, что «старец Григорий» вообще не бывал на «Вилле Роде» zhizn_za_tcarya_pravda_o_grigorii_rasputine), тогда как на это есть прямые указания в воспоминаниях об отце дочери Распутина Матрёны, которая была, что вполне естественно, склонна обелять его, но не пыталась отрицать очевидное и многим в Петербурге известное. Матрёна писала: «Отец не делал секрета из того, что любил бывать на «Вилле Родэ», в ресторане с цыганами» MEMUARY/ZHZL/rasputin.txt). Что касается Воскобойниковой, то Родэ познакомился с ней либо у Распутина, либо в Серафимовском лазарете, где, согласно показаниям Протопопова, «кухню содержал Родэ».