Роман Суржиков. Сборник
Шрифт:
Только я знал, что Шустрый ответит мне на это. Он скажет: «Без толку. В смерти тоже никакого смысла нет».
Я спросил:
— Правда, что этот мир нестабилен?
— Ты меня удивляешь, инженер! Будто термодинамику не учил.
— Учил… Просто услышать хочется.
— Прежний мир тоже был нестабилен, кстати.
— Возрастание энтропии?
— Ну да. Но теперь все куда веселее! Теперь энтропия убывает в каждом процессе. Все холодные тела стынут все больше, отдают тепло воздуху, и рано или поздно достигнут абсолютного нуля. А все
Конечно, я прекрасно понимал, что мы обречены. Так давно понимал, что принимал уже как аксиому. Небо сверху, вода жидкая, гравитация притягивает, мы все скоро сдохнем. Только, кажется, все вокруг сговорились этого не видеть. Потому, наверное, я и спросил — устал чувствовать себя ненормальным, хотел услышать подтверждение.
— Секу. Рано или поздно все атомы нашего мира создадут один громадный термоперекос. Половина остынет до абсолюта. Вторая наберет столько энергии, что вылетит в барьер. Все процессы прекратятся, мир выродится. Не будет больше людишек.
— А также не будет ни движения как такового, ни излучений, ни химических реакций. Это даже не вакуум, это вакуум высшего качества! Выпьем за это, а?
Мы выпили. В глазах уже двоилось.
— А скоро, как считаешь?
— Да черт его знает. Я пытался высчитать из возраста термического коллапса и отношения объема нашего мира к объему большой вселенной. Муть какая-то вышла — погрешность до десяти в квадрате… То есть плюс-минус человеческая жизнь.
— Надеюсь, Павел Петрович, спаситель наш, не доживет — а то очень расстроится. Гы-гы.
Шустрый подъехал ко мне, тронул лоб ладонью.
— Не знаю, как Павел Петрович, а ты точно не доживешь, если не остудишься. Давай под горячий душ.
Я послушно встал, слегка шатаясь. Спросил:
— Слушай, а тебе не пофиг?
— Пофиг, вообще-то. Все там будем… Но если ты спечешься раньше других, мне будет обидно. Хочется же перед смертью обсудить, как мы были чертовски правы!
Я ухмыльнулся и пошел в душ.
Вернулся домой ближе к полудню.
Ночью мы еще пили что-то, о чем-то спорили… Потом, кажется, спали… Поднимаясь на «Забаву», я чувствовал себя пожеванным бифштексом. Ни мыслей, ни сил, только желание смочить горло лимонадом и уснуть снова. Еще доля стыда от того, что Лера увидит меня вот таким. А не все ли равно, на самом деле…
Ни Леры, ни Ника дома не было — ну и слава вселенной. А вот Галс был, бросился под ноги и давай тереться. «Накормить тебя, что ли», — подумал я и полез в душ.
Я плескался, медленно возрождая в себе жизнь, каждой клеткой тела ощущая сам процесс творения живого из неживой материи… а снаружи звенел сигнал. Я продолжал плескаться ему назло, а он звенел. Надо полагать, назло мне. Постоял под душем еще, потом, наконец, выбрался из кабинки, неторопливо оделся,
Командир заставы лейтенант Комаровский был, видимо, человеком очень упрямым — он все еще стоял у трапа.
— Проходите, Игорь Данилович, — сказал я. — Сюда, в кают-компанию. Может, кофейку приготовить?
Он покачал головой, пристально глядя на меня. Было в его взгляде что-то от интровизора вчерашних бандитов.
— Виктор Андреевич, есть разговор.
— Я сделал, как вы советовали: стрелял по конечностям, после вызвал скорую. Они похитили моего Никиту.
— Знаю, — сказал лейтенант. — Тут никаких вопросов. Разговор о другом.
Вот теперь я удивился.
— Откуда знаете?
— Не будьте наивны, скорая же… Мы допросили однорукого, просмотрели их комп с отправленным сообщением для вас.
— Тогда о чем разговор?
— У вас живет Валерия Вдовиченко?
— Скорей, гостит. Последние три дня.
— Где она сейчас?
— Ушла куда-то. А что?
Комаровский нахмурился:
— Не стройте дурачка.
— С радостью поумничал бы, если б знал, о чем речь.
— Виктор Андреевич, кончайте. Я ведь могу обыскать яхту.
— Валяйте, ищите. Сварю пока кофе. Если намекнете, что вы ищете, я подскажу, где лежит.
Тут лицо дружинника слегка просветлело — то ли часть морщин разгладилась, то ли глаза стали не такими лазерными.
— Вы не дома ночевали?
— У друга.
— И утром не смотрели новостей?
Теперь, вероятно, лейтенантские морщины перекочевали ко мне.
— Нет. Что там было?
— Так идемте, вместе посмотрим.
Половина меня уже мчалась на мостик, включала комп, замирая от предчувствия. А вторая стояла здесь, сыпала моею рукой зерна в кофемолку, и приговаривала тихо: «Стой, дурак! Стой. Успеешь посмотреть. Только не при нем…»
— Идем, — повторил лейтенант и тронул за плечо. Мы пошли.
Я сидел и читал, он стоял за спиной и смотрел в экран. В пол-экрана новостей был портрет Леры Вдовиченко — миловидной девочки с волосами цвета палесто. Диктор медленно и внятно перечисляла ее приметы. Внизу экрана широкой строкой ползли слова: «Разыскивается за совершение кражи и убийства. Опасна. Увидев ее, немедленно сообщите в ближайшую заставу дружины. Валерия Вдовиченко, 19 лет, рост около 170 см. Разыскивается за совершение кражи и убий…»
— А что она украла?
— Вы не спросили, кого убила, — отметил Комаровский.
— А кого она убила?
— Убила мужчину тридцати пяти лет, труп пока не опознан. Плеснула в лицо жидким железом. Вот так.
— Зачем?
— Найдем ее — спросим. Так что, Виктор Андреевич, вы еще не вспомнили, где она?
Я взбеленился.
— Черт вас Игорь побери Данилович! Не знаю я ни черта! Вернулся полчаса назад с жуткого бодуна, Леры нет, брата нет. Что вы от меня хотите?
— А можно вашу почту просмотреть? — Вкрадчиво так, бархатно. — Хотя бы последнюю.