Роман в формате хэппи-энд
Шрифт:
Пытаюсь сговориться с местной телефонисткой, чтобы она разрешала мне время от времени подключать мой портативный компьютер к телефонной сети, а через сеть к Интернету, но пока мне это не удалось. Телефонистка относится к моей идее подозрительно: как бы мой компьютер чего не попортил в ее хозяйстве — тогда весь поселок останется без связи. Да и вообще, она не знает, разрешено ли это начальством. Все–таки со мной иностранец. А вдруг мы передадим в этот самый Интернет какие–нибудь государственные секреты? Что тогда?
Кстати,
Сейчас это обычный сельский район. Располагается совхоз, который теперь называется сельскохозяйственным акционерным обществом. Разводят коров холмогорской породы. А мой голландец помогает этим коровам выйти на мировые уровни привеса и удоя. А с голландцем и я по мере сил.
Вы пишете, что в Питере уже лето. Надо же… А тут еще глубокая весна… В тенистых низинках лежит снег. Может быть, поэтому Питер, редакция и вся наша привычная жизнь кажутся далеко–далеко. На другой планете.
Живем мы по–деревенски. Не жизнь, а чистая пастораль. Наша гостиница — это рубленый домик в четыре окошка. Оконца на северный манер высокие — чтобы зимой не заносило снегом. Милая женщина, которая в гостинице и администратор, и уборщица, дважды в день приходит топить печки… Она же кормит нас домашними обедами. Борщами, пирогами с капустой, сырниками с вареньем из дикой земляники.
Первые дни мы с голландцем все никак не могли привыкнуть к местному неторопливому ритму жизни, я вслед за ним все время куда–то рвался и спешил. А потом понял, какое счастье выпало мне на долю: на несколько месяцев быть выключенным из суеты, подумать о вечном…
Моего голландца здесь встретили ласково и хлебосольно. Без конца кормят, произносят многословные тосты за дружбу и выпивают за его здоровье. Огорчаются, что сам голландец категорически не пьет. А с этим делом местное население связывало серьезные надежды. В плане установления контакта и дальнейшего братания.
Гостеприимство окрыляет голландца. Его первые указания и рекомендации выслушали вежливо, не возражали, согласились… Он страшно доволен. Коллеги, уже побывавшие в России, предупреждали его, что внедрять новое будет очень трудно. А у него все идет как нельзя лучше. Хотя я замечаю, что местный народ, разговаривая с ним, отводит глаза. Им не хочется огорчать иностранца, но у меня закрадывается подозрение, что они убеждены: все равно из его советов ничего не получится
Несмотря на ласковость и покладистость, я замечаю тщательно скрываемую настороженность к иностранцу: кто его знает, что у него на уме. Да и то сказать, не похож голландец на нашего человека. Лет уже под шестьдесят, а он гладок, розовощек и жизнерадостен, как ребенок. Волосы вьются мелким бесом и стоят непокорной шапкой, глаза за круглыми очками — небесно голубые и наивно–проницательные.
Зовут его Йохан. А фамилия Брамс.
Местное племенное хозяйство выиграло европейский грант — на деньги Европейского Сообщества здесь будут внедрять самые современные методы животноводства — силами Ван дер Брамса и его коллег. Для того, чтобы здешнее хозяйство стало примером для подражания всех окружающих.
Брамс исполнен гордости и значимости своей миссии.
Сельскохозяйственное дело, на его взгляд, поставлено в Холмогорах хоть и добротно, но на средневековый манер — в Европе у каждой коровы давным–давно компьютер на шее.
Народ вокруг невозмутимый и доброжелательный. Живет вечными ценностями. Любовью, дружескими застольями, верностью и коварством. А всякую суету, вроде удоев, рациона питания, санитарии — воспринимает хоть и терпимо, но равнодушно
Короче, простор для деятельности есть…
А как у вас?
Вы пишите, что журналу не хватает такого автора, как я. Не думаю, что это такая уж потеря, но спасибо вам за добрые слова.
Вы спрашиваете, не могу ли я прислать что–нибудь написанное — вам абсолютно нечего ставить, одна Федякина. Отвечаю: пока еще ничего не писал. Хотя местная неторопливая жизнь и располагает.
Есть, правда, парочка написанных когда–то давно рассказов. Нашел их случайно среди бумаг. Перечитал… Весьма грустное впечатление. Рассказы какие–то нервные, с надрывом. Автор будто пытается что–то кому–то доказать… Особенно это чувствуется здесь, в деревне, где от близости с природой душа наполняется покоем и гармонией. Видимо, поэтому рассказы эти я вам в свое время и не отправил.
Но если вы просите — отправляю. Не понравится — просто выбросьте в корзину.
Всегда ваш,
Помор в первом поколении
Сергей
Разница в возрасте
— Что поделаешь, старина… Молодежь подпирает… — сказал директор театра. — В любом случае, ты можешь гордиться. Успех ученика — это прежде всего успех учителя. Я уж не говорю о ваших личных отношениях.
— А мне ваш балет нравится намного больше, — сказала старший репетитор. — Сколько мудрости, сколько поэзии, сколько такта… А у нее — только литавры и фанфары, литавры и фанфары… Уж не знаю, приятно вам это слышать или нет.
Он грустно кивнул. Он понимал: старые друзья пытаются его утешить. Сегодня стало известно решение жюри: профессиональная премия в последнюю минуту была присуждена не главному номинанту, его спектаклю, которому отданы полтора года жизни, весь опыт и жар сердца, а постановке, которую осуществила на вспомогательной сцене молодой балетмейстер — его ученица и почти жена.