Роман в утешение. Книга первая
Шрифт:
У меня так забилось сердце, что пришлось положить на грудь ладонь, чтобы хоть немного усмирить сердцебиение. Я не стала ждать, когда Роман с Вадимом решат, что мне можно, а что нельзя, и вылетела из машины. Заметив меня, парни двинулись мне навстречу.
Наобнимавшись и нацеловавшись, причем Роман наблюдал эту родственную сцену с откровенно завистливым выражением лица, мы пошли в ресторан. Сняв шубку, я осталась в своем непритязательном наряде, вызвав недоуменные взгляды одетых в добротные костюмы мальчиков. Но это была ерунда, гораздо хуже то, что меня не
Он двинулся на меня с брезгливым видом, пытаясь выставить из ресторана. Я на миг даже испугалась, что он меня и в самом деле не впустит. В принципе, если бы у меня была свобода передвижения, это было бы неплохо. Но кто ж это позволит мне свободно перемещаться по городу?
На помощь мне пришел Вадим. Властно отодвинув швейцара в сторону, он шепнул ему несколько слов, отчего тот покраснел и принялся вытирать платком вспотевшую лысину.
Я с сыновьями прошла в зал, где нам навстречу предупредительно вылетел явно получивший строжайшие инструкции официант. Он подвел нас к симпатичному столику у завешенного светлой шторой окна, на котором стоял букетик свежих цветов, и принялся суетливо отодвигать кресла, чтобы нам удобнее было сесть.
Но я заартачилась.
– Мне здесь не нравится! – и я бесцеремонно прошла в противоположный от столика угол, где устроилась за пустым столиком.
Официант принесся за нами следом и попытался изгнать нас оттуда, панически заявляя, что столик не обслуживается, но я лишь скептически спросила:
– Неужели? И почему? Вам что, труднее дойти до этого столика, чем до того?
Поскольку от кухни до этого столика было гораздо ближе, бедняга не знал, что возразить. Опасливо посмотрев в сторону стоявшего навытяжку Вадима, увидел разрешающий кивок и с облегченным вздохом согласился.
На нашем столике тут же появилась скатерть, приборы и даже цветы. Предупредив официанта, что мы немного поболтаем, заставила его удалиться. Я надеялась, что в такой спешке прослушку нам поставить не успели. Но, чтобы не рисковать, потребовала убрать цветы под предлогом все той же липовой аллергии.
Донельзя раздосадованный Вадим, придерживая Марину под руку, бесцеремонно устроился за соседним с нами столиком, повернувшись так, что его стул почти соприкоснулся с моим. Теперь, как ни шепчи, ему всё равно всё будет слышно. Ну, или почти всё.
Парни с удивлением и неудовольствием смотрели на эти перемещения, но молчали, вопросительно поглядывая на меня. Я же спокойно улыбалась, готовя моему твердокаменному недругу неприятный сюрприз. И, когда я спросила у сыновей на французском языке, как дела, по его изумленному вздоху поняла, что сюрприз удался.
Я знала, что они с Мариной недурно владеют английским, но французский для них был тайной за семью печатями, они сами сказали мне об этом после того, как я поделилась с ними своими восторгами по поводу концерта Азнавура.
Мои парни закончили специализированную школу с иностранным уклоном и свободно говорили на трех языках – английском, французском и немецком. Сама же я помнила
Чуть не опрокинув стул, Вадим кинулся в подсобку, наверняка надеясь найти того, кто бы понимал по-французски. Искоса взглянув на оставшуюся на месте Марину, я заметила, что у нее трясутся плечи от старательно сдерживаемого смеха.
Мальчишки принялись в красках рассказывать мне, как переживает отец, явно считая меня виновной в его мучениях. Это было несправедливо, и я поневоле открыла им глаза:
– Он полюбил другую женщину. Поэтому мне и пришлось уехать.
Они с недоумением переглянулись. Подобные вещи не вязались у них с высоконравственным образом Георгия, но они понимали и то, что обманывать их я не буду. Я повела бровями в сторону сидящей рядом женщины и слегка постучала по столу.
Поняв, что надо торопиться, они быстро спросили:
– Мама, почему в разного рода дешевеньких журнальчиках ты на фотографиях всё время рядом с Прониным? Ты что, живешь с ним?
Мне не хотелось втягивать детей в мою не слишком высокоморальную жизнь, но пришлось ответить честно:
– Приходится.
– И где?
– На Рублевке. И ни слова о тете!
Они хотели еще что-то спросить, но больше откровенно нам поговорить не удалось: Вадим вернулся с каким-то вальяжным типом, севшим с нами во всё той же опасной близости. Я подмигнула сыновьям, и они, тут же обо всем догадавшись, перешли на русский язык, подробно рассказывая мне о своих студенческих проблемах. Для посторонних ушей это звучало крайне нудно.
Я помахала официанту, он принес меню, и я заказала самые дорогие блюда. Артем обеспокоенно спросил:
– А у тебя хватит денег, чтобы расплатиться?
Наличных денег у меня не было вовсе, о чем я и сказала детям.
– Но это ерунда. Этот ресторан – собственность Пронина.
Мальчишек это не успокоило, скорее наоборот. И моя бесшабашность навела их на неприятные размышления. Я догадалась, что сегодня же о нашем разговоре станет известно Георгию. Хорошо это или плохо?
Насколько я поняла, мальчишкам он говорит, что у него никого нет. То же самое он сказал и мне при нашей последней встрече. Но что обозначает этот загадочный термин «никого»? С любовницей он работает в одном здании, следовательно, она всегда у него под боком. А если учесть, что у него, как у руководителя, вполне приличные личные апартаменты, то его заявление отдает бесстыдным фарисейством.
Сильно сомневаясь, что Георгий будет что-то предпринимать, чтобы меня вызволить, тем более что в этих мелких газетках писалось, что мне крупно повезло, ведь стать подругой олигарха мечтает любая, я приказала себе ни на что не надеяться. Принялась за еду и с аппетитом справилась со всем, что нам принесли.
Мальчишки, прекрасно знакомые с особенностями моего характера, окончательно убедились, что возвращаться к отцу я не желаю исключительно по собственной инициативе.
Пообедав, мы вышли на улицу, и тут я прозрачно намекнула: