Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]
Шрифт:
— Значит, если я тебя правильно понял, сейчас должен прийти третий, и это будет уже настоящий? Но какого черта нам пришлось отнести сверток в мастерскую?
— Сама не знаю, на всякий случай, наверное… В соответствии с инструкциями капитана мы сидели в кухне, во всех комнатах погасив свет. Третий посланец задерживаются, черт бы его побрал, и заставлял нас нервничать. Вот уже половина одиннадцатого, а его все нет. Оставив гореть свет в кухне, мы с мужем перешли в гостиную и, сидя впотьмах, гадали, что такое могло приключиться с третьим гонцом. При этом чутко прислушивались, не донесется ли какой подозрительный звук из мастерской, ведь к делу могла подключиться и конкурирующая фирма. Тот самый вор-взломщик вполне мог быть их разведчиком, а теперь,
Машина подъехала к дому в тот момент, когда я налила себе свежезаваренного чаю. Мы с мужем одновременно бросились к окну в темной комнате. Из черного «фиата» вылезла какая-то черная фигура.
— Идет сюда, — конспиративным шепотом сообщил муж, хотя я и сама прекрасно видела. — Может, хоть этот заберет контрабанду?
Черная фигура оказалась мужчиной, который не торопясь направился по дорожке к дому. Подойдя к двери, он постоял, огляделся и наконец позвонил. Хоть мы с мужем и ждали звонка, оба подскочили так, будто тот не позвонил, а подорвал дверь петардой. Нервным галопом муж помчался открывать. Я зажгла свет в холле и остановилась на пороге кухни. Прибывший оказался невероятно старосветским господином — ну прямо со страниц довоенных журналов: пальто в талию, самый настоящий цилиндр, зонтик с изогиутой ручкой и, клянусь, белые гетры! Не снимая темных очков, но сняв цилиндр и заметая им поя, поздний гость раскланялся с допотопной грацией.
— Прошу извинить меня за столь поздний визит, — произнесла каким-то странным скрипучим дискантом эта музейная реликвия. — Разрешите представиться, моя фамилия Шаман. Если не ошибаюсь, милостивая государыня и милостивый государь, в вашем распоряжении оказалась передача для меня.
Назовись он бароном фон Дуцерштангелем, мы были бы менее поражены. Поскольку муж вконец обалдел и потерял дар речи, говорить пришлось мне.
— Вы не ошибаетесь, в нашем распоряжении действительно имеется пакет для вас. Мы рады, что вы пришли, так как не знали, куда его доставить, а он вроде бы срочный…
— Не так чтобы очень, не так чтобы очень, — проскрипел господин, опять подметая пол цилиндром и зачем-то еще размахивая зонтиком. — Отправитель несколько преувеличил.
От моего толчка в бок муж очнулся.
— Сейчас принесу пакет, — заторопился он и бросился к двери, ведущей в мастерскую. С неожиданной в его возрасте реакцией прибывший перехватил его, преградив путь цилиндром, причем, готова поклясться, собирался зацепить ручкой зонтика за ногу.
— Не торопитесь, милостивый государь, не извольте спешить, успеется. Мне бы хотелось сначала принести свои глубочайшие извинения за причиненные вам с супругой хлопоты и неудобства, а также выразить самую горячую признательность за оказанную услугу. Встретить в наше суровое время сталь обязательных и услужливых людей — чрезвычайная редкость, чрезвычайная редкость. Общение с такими людьми доставляет истинное наслаждение, и я должен благодарить судьбу за то, что она даровала мне это наслаждение. Поверьте, я в отчаянии, ибо пришлось злоупотребить вашей добротой, и чувствую себя так неловко, так неловко. Нет, нет, не возражайте, я знаю, что злоупотребил! И невзирая на это, хотелось бы тем не менее питать надежду, самую скромную надежду на то, что такие милые и доброжелательные люди не станут уж слишком сердиться на меня? Скрипучий монотонный дискант изливался на нас непрерывным потоком, приостановить который не было никакой возможности, и мы с мужем покорно и ошеломленно внимали. Но вот он задал вопрос, и, воспользовавшись паузой, мы в один голос заверили гостя, что не станем. Старосветский господин в ответ на это принялся сгибаться в поклонах, как гибкая березка под ураганным ветром. При этом он по-прежнему размахивал зонтиком и цилиндром, ногами выделывал танцевальные па и топтался по комнате, очень напоминая самозабвенно воркующего голубя. Муж сделал попытку опять сбегать за его имуществом, но тот еще не кончил.
— Смею
Во мне постепенно зарождалось ужасное предположение, что теперь до конца жизни нам не избавиться не только от пакета, который по крайней мере лежал тихо, но и от его хозяина, выключить которого нет никакой возможности. Первоначальное остолбенение на лице мужа сменилось сначала чемто вроде восхищения, которое постепенно перешло в ужас, и теперь он наверняка порывался сбегать за пакетом лишь для того, чтобы разбить его о голову этого извергающегося вулкана вежливости.
А тот извергают, тьфу, расточают свои любезности со все возрастающим энтузиазмом, сопровождая их гимнастическими упражнениями.
— Итак, если уважаемая пани и пан будут настолько любезны, что разрешат мне снять эту тяжесть с их плеч, я сделаю это сегодня же, преисполненный благодарности. Разрешено ли мне будет надеяться, что тяжесть сия не слишком вас обременяла?
— Нет! — буркнул муж. И спохватившись, что может быть неправильно понят, добавил: — Не слишком!
— Дозволено ли мне также надеяться, — не унимался гость, — что мой сверток все время находился в стенах вашего гостеприимного дома? Не случилось ли так, что он покидал эти стены и оказался под воздействием атмосферных осадков? Разумеется, с моей стороны бестактно надеяться на проявление какого-либо особого отношения к моему имуществу…
— Не оказался!!!
— Ибо, окажись он под их воздействием, его содержимое могло бы в некоторой степени пострадать… Он скрипел и скрипел, а я переключилась на нечто более приятное, представив себе рыцаря и брюхастую деву в подтеках размазанной от дождя краски. Муж не догадался переключиться на что-нибудь успокаивающее и не выдержал. Дико блеснув очками, он издал какой-то сдавленный стон и большими прыжками помчался по лестнице вниз, в мастерскую. Развернувшись в ту сторону, гость продолжал раскланиваться, изображая на лице неземное блаженство.
Если он и не собирался забрать от нас свое имущество, то все равно не смог бы этого сделать, ибо муж с такой силой впихнул ему в руки пакет, что тот наверняка свалился бы на ноги гостю, не схвати он его в объятия. Теперь ему ничего не оставалось, как удалиться, что он и сделал, ухитряясь при этом приседать не только от тяжести пакета, но и из соображений старосветской вежливости, продолжая рассыпаться в благодарностях. Но вот уже в дверях он последний раз поклонился и вышел, блеснув белыми гетрами. Дверь за ним захлопнулась.
— Ушел, — прошептал муж, не веря своему счастью. — А я уж думал, нам от них до смерти не избавиться. Так вот какие бывают шаманы! Откуда такой взялся? Из паноптикума?
Силой оторвав его от окна и затащив в угол, я спросила:
— Слушай, а ты там ничего не заметил? У мужа перед глазами все еще стоял отъезжающий черный «фиат».
— Где?
— Да в мастерской же! Понадобилось какое-то время, чтобы муж осознал смысл моего вопроса.
— А чего там замечать? Вроде бы… Погоди, ты туда не заходила?
— Думай, что говоришь! Ведь мы все время вместе сидели на кухне.
— Да разве я могу думать, когда тут всякое такое… Знаешь, он лежал не так. Я хорошо помню, что пакет на стул положил, а когда прибежал за ним, он на стуле стоял. Точно! Не лежал на сиденье, а стоял, опираясь о спинку стула. Понимаешь? Сам ведь он не мог встать! Ты как думаешь?
Я энергично несколько раз кивнула головой, отвечая и ему, и самой себе.
— Пакет заменили! Кто-то через окно пробрался в мастерскую, взял пакет, а на его место положил другой, поддельный. Остается надеяться, что капитан догадался прислать двух человек.