Роман века
Шрифт:
– Конечно, когда пожелаете! Боже, так вы согласны?!
От до сих пор безгранично угнетенной жертвы чувств стало исходить сверхъестественное сияние. Я стала приходить в себя.
– Подождите секундочку, - попросила я.
– Прежде всего опомнитесь и постучите себя по голове. Это неправильно. Какой же муж не поймет, что с ним живет не его жена, а какая-то чужая баба?
– Откуда! Какой живет! Я же сказал, что они почти не видятся! Живут отдельно, едят отдельно, почти не не встречаются и почти не разговаривают! Только работают, но с работой как-нибудь
– Подождите, - подозрительно прервала я.
– Какой работой?
Разошедшийся любовник немного забеспокоился.
– В этом, собственно, главная трудность, но я не сомневаюсь, что это можно уладить. Видите ли, у него мастерская по производству каких-то там тканей. И она делает ему шаблоны узоров или что-то такое. По-моему, это называется набивка, или как-то похоже, а выходит из этого что-то бархатное.
Стечение обстоятельств показалось мне просто неправдоподобным, и даже невероятным. Мне стало ясно - это судьба, оставалось только сдаться ей без излишнего сопротивления. Я покорно кивнула:
– Никаких сложностей, - уныло промямлила я.
– Так получается, что я прекрасно умею делать узоры для набивки тканей. Мне это не очень нравится, потому что работа исключительно паршивая, но работать я могу и, если необходимо, посвящу этому некоторое время.
Ненадолго угасшее сияние пана Паляновского полыхнуло с новой силой. В уставившихся на меня глазах появилось набожное удивление.
– Не может быть... Вас послало мне небо! Я искал женщину похожую только внешне, предвидел большие сложности! Может вы и на машинке печатаете?
– Печатаю. Руками я вообще не пишу. Исключительно на машинке.
Пан Паляновский на противоположной стороне стола на мгновение прикрыл глаза и будто бы поперхнулся.
– Извините, - сказал он слегка осипшим голосом.
– Искренне вам признаюсь... Я обратился к вам ни на что не надеясь, с моей стороны это был крик отчаяния. В конце-концов, у вас нет никаких поводов оказывать нам услугу, трудиться и рисковать для чужих людей! Эти пятьдесят тысяч - всего лишь символическое выражение благодарности, несоизмеримое с... вообще ни с чем! Вы мне... вы нам... Вы - чудо!
Я механически кивнула головой, рассеяно подтвердив, действительно, я - чудо. Мои мысли были заняты техническими вопросами предприятия.
– Стирать я не буду, - предостерегла я сразу.
– Не только за пятьдесят тысяч, даже за пятьсот.
– Не надо, у него есть прачка, он все отдает ей.
– А прислуга у них есть? Муж меня может и не узнать, а насчет прислуги - можете не сомневаться.
Пан Паляновский стал сам не свой. С неослабевающим терпением он рассеивал мои сомнения и страхи. Прислуга есть, но она получит отпуск на месяц, я ее и не увижу. Вместе с мужем в мастерской работал человек, который как раз уволился, вместо него возьмут нового, который меня не знает. То есть, не знает настоящую жену. Гардероб... В моем распоряжении будет целый склад абсолютно новой и почти новой одежды, чтобы мне было не противно ходить в чужих обносках. И обувь
– Понимаете, - таинственно признался он.
– Мы носимся с этой идеей уже достаточно времени. Басенька... то есть, та женщина о которой мы говорим, начиная с зимы, на всякий случай, покупает множество новых вещей, она их не носит, потому что не успевает, а просто разбрасывает по квартире. Несколько дней все валяется на виду, чтобы ему запомнилось. Парики... Вы не против париков?
– Нет. Могу носить. На Замковой площади вы видели меня в парике.
– Понятно, откуда такое сходство! Особые приметы будет легко подделать, у нее есть такая маленькая родинка, под глазом, вот здесь!
Он шлепнул себя по лицу с таким размахом, что чуть не выбил себе глаз. Я согласилась и на родинку.
– А теперь немного помолчите, - потребовала я.
– Мне надо подумать.
Вообще-то говоря, мои размышления не заслуживали этого благородного названия. Мешая третья чашку кофе, я пыталась привести в порядок сумятицу в голове. Что я соглашусь, понятно было сразу. Затея казалась безумной, и от этого очень привлекательной. Со мной давно уже не приключалось ничего глупого, теперь было самое время.
Пан Паляновский упорно производил хорошее впечатление. Он сидел напротив, выглядел нормально, спокойно, пристойно, благородно и стабильно, единственное, в чем его можно было упрекнуть - это огненный темперамент на благородном фоне. Влечение к бедной Басеньке, пронизывающее его естество, проявлялось только во взгляде, наполненном безумной надеждой. Он смотрел на меня, как загипнотизированная курица на палку перед клювом, и, по-видимому, не был способен смотреть ни на что другое. Это меня несколько смущало.
Я попыталась оценить отрицательные стороны. Оценить положительные было трудно, большую любовь я была готова спасать безвозмездно, гонорар не играл большой роли. В первый момент я даже решила взять ровно столько, сколько понадобится на запчасти к машине, но потом, вспомнив про шаблоны, передумала. Шаблонов я задаром делать не буду, не может быть и речи! Из отрицательных сторон в голову пришло только одно, а именно - претензии обманутого мужа. В непосредственную опасность я не верила и решила, что задушить себя не дам, но к судебной ответственности он меня мог привлечь. Я бы несомненно проиграла, результатом чего были бы моральное возмещение и компенсация моего содержания на протяжении трех недель. Хорошо, что ем я не много, а вообще, это забота пана Паляновского...
На всякий случай, я решила посоветоваться с подругой, по образованию адвокатом, а по профессии - судьей, после чего об этом забыла. Меня беспокоило мое выродившееся воображение, продемонстрировавшее разные сцены - прятки от мужа по закоулкам, полную глухоту к его словам и тому подобные штучки. Это сильно заинтересовало и разохотило меня. Пан Паляновский все еще смотрел на меня, как на говорящую икону.
– Ну, хорошо, - в конце-концов сказала я.
– Я согласна на эту жуткую нелепость, но с некоторыми условиями...