Роман за жизнь, или Секреты из-под занавески
Шрифт:
Он посмотрел на Наташу и расцвел в улыбке.
– Наташенька, поехали в Одессу. Найдём тибе хорошего мужа! Шо тибе нужен наш дэфэкт?
– Я Даника люблю. Он ошибся, с кем не бывает. У нас в сиротском доме тоже воровали, иногда…
– Наташенька, поверъ папе, ты больше никогда не будешь сиротой, – старик покачал головой. – У тибя в Одессе большая и добрая семья. Приедем домой, найдем тибе работу и заживете, как все. Кем ты хочешь работать?
– Я детский врач.
– Доктор? Доктор, это хорошо! Ученая! Шэйн ви голд (красивая, как золото), – он радостно причмокнул губами. – Оказивается
– Тётя Фира, тётя Фира, – раздавался голос со двора, – Наташка рожает!
– Шо ты мине зэ бобэ майсэс (бабушкины сказки) рассказиваешь! Еще неделя до родов! – отозвалась Фира. – Я в шкафе порадок делаю, некогда мине.
– Вы шо, тёть Фир?! – за её спиной дышал, как загнанный конь, протрезвевший Колька – дворовой алкаш. – Стою я на базаре за прилавком, – рассказывал он, – а тут Наташка идёт, уткой переваливается. Я как раз опохмелился. Только закусить хотел, а она, как взвизгнет, схватилась за живот, да бряк на ящики с помидорами. Весь продукт к едреной фени в сок превратила, и орёт: «Маму Фиру зовите, рожаю». Тут бабы к ней подоспели. А меня послали…
– Куда?
– За вами!
– Головкой идёт или ножками? – спросила, раскладывая аккуратно по полкам, выстиранные, выглаженные пелёнки.
– Охренеть! – Колька попятился назад, пока не упёрся позвоночником в дверь. – Невестка ваша рожает! – крикнул. – Там народу видимо – невидимо собралось. Все дают советы – дышать, не дышать, тужиться.
– Ой, мамале (мамочка)! – взвизгнула Фира, до которой наконец дошло, о чем толкует Колька – сосед. – Наташенька рожает? Дишать говоришь, не дишать! – и она с воплем выскочила из дома.
Соседи свесились из окон, обсуждая свежую новость, – роды любимой невестки Фиры, детской докторши, в прошлом сиротки из Ростова.
Глава 4
Аркадий вошел во двор. Здесь, как всегда пахло пригоревшей кашей, жаренными бычками, свежими овощами и красным борщом, заправленным чесноком. Над головой, от балкона к балкону, от окна к окну, тянулись натянутые тетивой бельевые верёвки, увешанные трусами, платьями, штанами, рубахами, разноцветными тряпками и множеством детского белья.
Сегодня здесь было тихо, непривычно тихо.
Он поднял взгляд на знакомые окна. В открытом окне кухни на подоконнике стояли кастрюли.
«Опять не поставил суп в холодильник», – подумал, улыбнувшись.
Он взбежал на второй этаж, подойдя к двери с табличкой «Портной Яков Хаймович Фукс», нажал на кнопку звонка. Дверной звонок не работал, он постучал в дверь кулаком.
– Отец, это я, Аркадий! – крикнул, надеясь, что старик услышит его.
Но дома никого не было. Аркадий спустился во двор. Сел на лавочку, закурил сигарету.
Из окна квартиры первого этажа выглянула соседка.
– Ви кого ищете, гражданин? – спросила, подозрительно разглядывая
– Тётя Фира, вы меня не узнаёте? Я Аркадий Фукс.
– Аркаша? Ой-ой-ой! Соломон – крикнула вглубь квартиры, – Аркаша Фукс приехал!
– Где ты шлялся, дорогой рэбёнок? – спросил Соломон, загребая Аркадия в объятия. – Садись к столу, кушай. Глянь, как исхудал? Если би не рэмень, шо держит штаны, ходил би ты с голым попом! Тётя Фира такой борщ сварила! Ты, когда кушал борщ в последний раз? Улыбаешься. А вообче, когда ты кушал в последний раз?
– В поезде подкрепился, дядя Соломон, – ответил улыбаясь.
– В поезде! Прэдставляю сибе, шо за дрэк(дерьмо) ты там кушал!
Фира, укачав внука, подсела к мужчинам за стол, с улыбкой глядя на Аркадия, который с «треском за ушами» уплетал красный борщ.
– Тётя Фира, дядя Соломон, как отец? Что за ерунда с его похоронами?
– Вей, Аркаша, таки било дело, – прокряхтел Соломон, опуская взгляд в стол.
Фира, виновато пожав плечами, поправила на голове косынку, завязанную узлом на затылке.
– Когда ушла из жизни тётя Ева, хорошая она била женчина, – сказал Соломон, – отцу стало лэбэн из нисхт файн (жизнь не мила, – идиш). Он перэстал брать заказы, больше не хотел шить людЯм одёжу. Целыми днями сидел в сквэре, рассказывая прохожим смешные истории из жизни.
– Смешные истории? – переспросил Аркадий.
– Смешные истории, – кивнул Соломон, закуривая папиросу.
– Соломон, иди во двор, там кури свои вонючие паплиросы, – возмутилась Фира, отмахиваясь от густого дыма. – Дитё в доме маленькое! А ты здесь воняешь!
– Аркашка, пойдём во двор, покурим. Поговорим за жизнь. Здесь, не то шо покурить, дишать не дадут спокойно.
Они вышли во двор, сев на лавку, закурили.
– Аркаша, на Песах (Пасху) приезжали дочери Евы, сёстры твои. Как отец радовался. Помолодел на десять лет! Давно я не видел его таким счастливым! Он тибя ждал к Новому году, а шо ты раньше припёрся?
Аркадий улыбнулся, обняв старого Соломона за плечи!
– Секрет. Хочу обрадовать отца!
– Ой, вей! Какие секрэты в нашем двОре? Тут не успеешь подумать, как Маня уже все знает! Секрэт, скажешь мине тоже. Рассмешил!
– Я поступил в аспирантуру. Получил комнату в общежитие. Остаюсь в Одессе! Буду писать диссертацию. Хватит, помотался по свету!
– А как твои ковирялки? – спросил Соломон.
– Раскопки, – уточнил Аркадий.
– Раскопки, ковирялки одно и тоже.
– Я учиться хочу, дядя Соломон!
– Жениться не собираешься, ученый?
– Над этим я ещё не думал. Успею!
Соломон крякну в ответ.
– А наш Данька женился. В Ростове жену нашёл. Хорошая девочка, сирота. Внука нам с Фирой подарила! Семёном назвали. Очень надеюсь, шо он вирастет умным и красивым, как его мать. Я все не могу понять женчин, – старик перешел на шепот. – Скажи ты мине, как такая красавица и умница, как наша Наташенька, ты ещё её увидишь, могла влюбиться в такого шлимазла, как наш Данька, ты его уже знаешь. Удивляюсь. Она у нас детский врач. Данька при ней взялся за ум. Учиться на инженэра. Пусть сибе учиться на куда хочет, лишь бы Наташа его любила.