Роман
Шрифт:
Я начинаю наполнять ванную горячей водой, затем добавляю лавандовое и ванильное масла и засыпаю соль для ванной в испускающую пар воду. Пока я прислоняюсь к стене с телефоном между плечом и ухом, я ощущаю, как кровь ручейками стекает по задней части моих бедер, пропитывая материал чулок, в то время как я расстегиваю застежки на щиколотке каждой из туфель, прежде чем выскользнуть из них, а затем снять окровавленные чулки с каждой из ног. Когда на рецепции отвечают на мой звонок, я говорю совершенно спокойным голосом:
– Да, не могли бы вы отправить перекись водорода, марлю и мазь на основе антибиотика в номер мистера Пейна. Я довольно сильно порезала несколько пальцев, пока пыталась приготовить
Я лишь слегка осознаю, что очень горячая вода обжигает и вызывает волдыри на моей коже, пока я опускаюсь в массивную ванну. Я ощущаю, как моя кожа натягивается, затем чувствую, как появляются волдыри и наполняются серозной жидкостью, пока соль для ванн вонзается в раны, которые оставил ремень Романа, напрочь разрывая кожу. К счастью, я не чувствую боли или ожогов, лишь преобразование, которое возникло в результате телесных повреждений, причиненных как по вине Романа, так и меня самой.
Возможно, он был прав в своем предположении. И мое здравомыслие могло, так и быть, наконец, удачно проявиться.
Я не уверена, сколько времени прошло, пока я «на автомате» мыла волосы и наносила на них кондиционер, прежде чем принять ванну, побриться и отмокнуть. Я так же не уверена, как долго Роман продолжал стучать в дверь ванной комнаты, прежде чем дерево треснуло и он штормом ворвался в ванную.
– ДАВАЙ ВЫМЕТАЙСЯ! СЕЙЧАС ЖЕ, ХИЗЕР!
Я даже не удосужилась отвести свой взгляд от того, как мой палец скользит внутрь и обратно наружу одного из четырех отверстий крана.
– Ты позвонила на рецепцию с просьбой о наборе для первой медицинской помощи, а сама сидишь в ванной, полной окровавленной воды, Хизер, черт тебя побери, выметайся, мать твою, отсюда, сию же секунду, или я…
Мое глубокое хихиканье, исходящее откуда-то из самих глубин, прерывает его речь, прежде чем медленно и методично озвучиваются мои слова, пропитанные цинизмом и сарказмом.
– Ты, что, Роман? Разорвешь еще больше кожи на моем теле? Или лучше накажешь меня, словно ребенка, за то, что называю тебя ласковым прозвищем? Ты хочешь знать, чего действительно я бы хотела, чтобы ты сделал, Роми? Я медленно поднимаюсь, выбираюсь из ванной и замечаю, что вода, в которой я с удовольствием отмокала, на самом деле темно-красная. Ступая по кафельному полу мокрыми ногами, я оставляю за собой кровавое месиво из следов.
Я проскальзываю руками в, очевидно, «его» халат, завязываю на нем пояс, поворачиваюсь, выходя из комнаты, и мягко говорю ему через плечо:
– Заканчивай со своими нелепыми детскими играми. Перестань метаться вокруг надежды и ожидания от меня веселья в виде раздеваний и предоставь мне мой номер. Без обид, но я устала от твоих игр… Все, чего я хочу, это стать номером тринадцать.
Я снимаю халат, волокна которого уже высохли и впились в мои открытые раны, и беру большую коробку с медикаментами. Без малейшего интереса, тем более не заботясь о том, что перекись водорода сделает с берберским ковром в главной спальне, я открываю большую коричневую бутылочку и лью на ягодицы, пока все ее содержимое не выливается. Затем я беру все три тюбика неоспорина с обезболивающим и выдавливаю содержимое в ладонь, фыркая от облегчения боли, прежде чем размазать компоненты обильным слоем вдоль поясницы, задницы и верхней части моих бедер с задней стороны. Закончив два первых шага «очередности оказания медицинской помощи: восстановление задницы, с которой была снята кожа», я накладываю марлю поверх тех участков, куда наносила неоспорин, и проскальзываю в ночную рубашку через голову. Я сбрасываю с кровати все покрывала, оставляя только шелковую простынь на резинке,
Как только мое сознание начинает ускользать, до меня доносится шум от Романа Пейна, доходящий до уровня беспощадного хаоса, когда тот разбивает и громит каждую «стекляшку» и «деревяшку», имеющуюся в главной спальне, о все без исключения твердые поверхности, кроме кровати, пока я не забываюсь сном, всего на всего при этом вздохнув.
Глава 15
Роман
Я потерял ее. Она была моей; была моей больше года. Мы с ней были на одной волне; единодушны в плане того, как это, как МЫ действовали очень долгое время. Я говорю когда. Я говорю как. Я задаю сроки и порядок, черт побери. Вот как МЫ работали.
Отлично, она хотела стать номером тринадцать, - так тому и быть.
Я опрокидываю стакан за стаканом дорогого виски и небольшого количества содовой. С каждой минутой в том аду, где я нахожусь, мои мысли сменяются от желания любить ее, овладевать ею, холить и лелеять ее к желанию задушить, изувечить и содрать с нее кожу. От стремления уберечь ее… к желанию убить.
Прошло шестнадцать часов с тех пор, как Хизер вышла из ванной комнаты. Шестнадцать часов с тех пор, как она взяла перекись водорода и обработала ею свою спину, четко очерченные раны. Шестнадцать гребаных часов с тех пор, как я слетел с катушек, разрушил остатки контроля, что помогали мне держать себя в узде, уничтожая каждый предмет, находившийся в пределах моей досягаемости.
А сейчас я сижу, уставившись на часы поверх стеклянного бокала, допивая остатки виски. Понимая, что мы уже на несколько часов опоздали на встречу с моими родителями.
Пустой стакан вдребезги разбивается о стену напротив меня даже раньше, чем я понимаю, что швырнул его. Я хватаю мобильный телефон с массивного стола из дуба и набираю номер клуба.
– Мистера и миссис Пейн, будьте любезны. Сообщите им, что звонит Роман.
Через несколько секунд я слышу встревоженный голос отца на другом конце линии.
– Роман, у тебя все в порядке?
– Да, отец, все в порядке. Я знаю, какой мама может быть требовательной, поэтому, пожалуйста, успокой ее. Как ни печально, но Хизер съела что-то, не подходящее ее желудку, отчего она немного страдает от тошноты. Уверен, завтра утром она будет как новенькая. Ужин все так же по плану на завтра на шесть вечера?
– Да, все в силе. Мы собираемся поужинать в любимом ресторане твоей мамы на Бульваре Монфлери…
– «Il Convivio» (прим. перев. ресторан итальянской кухни), да, он хорошо мне знаком. Мы с Хизер встретимся с тобой и мамой в шесть.
– Пожалуйста, передай Хизер, что мы с мамой сочувствуем ей. Какое ужасное начало отпуска.
– Я скажу ей.
– Ладно, сынок. Мы с мамой любим тебя и с нетерпением ждем завтрашней встречи с вами обоими.
Не дожидаясь, пока он закончит разговор, я завершаю звонок, бросая телефон на стол, когда наклоняюсь вперед и кладу локти на стол, а лбом упираюсь в ладони.
Я вовсе не хотел, чтобы Хизер стала номером тринадцать.
Мой разум сталкивается с довольно противоречивыми эмоциями, которые я ощущаю. Я ловлю себя на мысли, что готов оставить ее безнаказанной за неповиновение моим приказам. Меня терзают сомнения, что те новые, неизведанные мной ранее странные чувства по отношению к ней, удерживают меня от того, чтобы по праву вознаградить ее за то, что она заслуживает. Тихий стук в дверь вырывает меня из размышлений.