Романчик
Шрифт:
Коитус (иностр.)
Кокаин, кока («Нюхнем, подруга, коки?»)
Кочедык (неясно)
Курвец («Курвец, встающий из могилы / Костями хрустнул, что есть силы»)
Курвешка (см. Курвец)
Объяснения словесных значений Ляля читала только вскользь. Смысл ей был не слишком нужен. Ей нужен был звук и звуковой стык, нужен был грубый напор согласных,
– Клевый словарь! – сказала Ляля. – А я думала, ты тут просто бейцалами по столу стучишь. Ты это слово на букву «б» уже вставил, глазастик?
– Грубые и бранные слова я выкидываю сразу, – сказал Гурий, лишь частично понимавший значение употребленного Лялей слова, но догадавшийся, что оно именно к разряду выкидываемых и принадлежит. – У меня в словаре – то, что по невежеству или глупости не допускает в литературу академическая практика!
– Тогда знаешь чего? Вставь-ка ты… Вставь-ка…
– Слушай, Застрелись! Я в соавторах не нуждаюсь.
– Да я не соавтор, я просто! Я тебе это слово, глазастенький, подарю! Сходим ко мне? Оно у меня в записной книжке записано.
– В книжке? – Гурий почесал за ухом. – Нет, пока не надо. Потом, когда скажу, принесешь сама.
– Лады, – сказала Ляля. – Тогда я тебе прямо здесь одно словцо шепну. На ушко.
– Давай, только по-быстрому, Застрелись. – Гурий поиграл умасленным коком, поправил очки и приготовился заслушать, а если надо, то и внести в свой «Словарь» новое Лялино слово.
– Ты только закрой глаза. – Томная Ляля тут же приготовилась к взлету.
– Ой, ну ты опять за свое, Застрелись! – взбеленился Гурий, внезапно догадавшийся о готовом спорхнуть с Лялиных губ слове. – Я занят серьезной научной работой. Ты зачем вообще сюда пришлепала?
Ляля вдруг как-то опала и сгорбилась. Мощные плечи ее слегка дрогнули, потом задрожали сильней. Негодование пополам с жалкой робостью легло на ее смугло-белое лицо.
– Я этого чудака на букву «м»… Я Евсеева ищу. Ты не знаешь, куда он в последнее время пропал? Он мне ракетку обещал теннисную…
– Насчет чудака на букву «м» – согласен на сто процентов. Хотя ты и украла это из «Калины красной». Евсеев – человек среднего ума. Он не понимает: сперва учеба, потом – все иное-прочее. А что обещал – забудь. У него роман с О-Ё-Ёй. Так он, кажется, ее называет. Ну а пропадает он где-то на Таганке. Но ты, Застрелись, туда не суйся.
– Я думала, Гурий, ты умный, а ты – дурак дураком. – Ляля вздула и без того немаленькие губки и одним движением мощной пианистической лапы снова смела листы на пол. – Нужен мне твой Евсеев! – повторяла она, пока Гурий, ползая по теннисному залу, собирал свой словарь. – Нужен он… Нужен – но для другого дела!
Добрый Гурий смилостивился:
– Может, я чем помогу?
– Ты? Ты же антисемит и трепло. А у нас – Комитет. Может ты и стукнешь еще…
Мгновенно выпрямившийся Гурий стал страшен.
– Гурий Лишний – чекист, а не стукач. Ты знаешь, что такое ЧК, девочка? Никаких евреев или русских. Перед пулей – все равны. Никаких
– Какой еще купол в подвале? – сквозь слезу улыбнулась Ляля. – Какие стихи?
– Расстрел обязан сопровождаться стихами, девочка. Ну то есть не сразу стихами, а потом. Пустил кого надо в расход, а потом в морозном поле или в сыром подвале… Во мгле! В одиночестве! Стихи, стихи!.. Спускаются как купол парашюта… И накрывают всех: расстрелянных, не расстрелянных, мир, всякую лажу, войну… Ну примерно так:
На берегу Великого океана —Бахх! Бахх! Бахх!С маленьким играю крабом.Трру-тух-тух-тух…Сегодня я снова – трух-тух-тух —Счастлив…– Ты не только дурак, Гурий, ты еще и маньяк. Опа-асный!
После волшебно-феерической картины, нарисованной добрым Гурием, Ляля к нему еще сильней помягчела.
– Я маньяков люблю. И разговор у меня с ними знаешь какой? Ну говори, пацан, знаешь?
– Не знаю, Застрелись, и знать не желаю! Впрочем, вечером я готов тебя принять. Тогда и расскажу тебе о связи поэзии и настоящего, а не выдуманного всякими лажуками ЧК. Если ты думаешь, что я не смог бы стать настоящим чекистом, то ты, как и все твои «мусюки»…
– «Гнусинцы», – ласково поправила Ляля.
– Даже лучше: «гнусинцы». Так вот: все они люди среднего ума и не имеют понятия о путях распространения слово-дел по земле. Ствол, холодный винтовочный ствол! Вот верный распространитель слова и дела!
– Я пойду? – устало, как после приступа любовной трясучки, после медленных раздеваний, поспешных – следом за стуком в дверь – одеваний и опять раздеваний, попросилась Ляля у Гурия.
– Глянь еще на букву «Ш»,– расщедрился товарищ Лишний. – Я расширяю свой словарь до беспредельности космоса. Поэтому буква «Ш» еще неполная, но она уже наводит на мысли о многом. Ты, Застрелись, со своей еврейской тягой к неведомому, должна понимать тайные значения слов. А если не понимаешь, спроси у меня. Евсеев в этом ни уха ни рыла не смыслит. Ему подавай политику, Куницына и всякую такую лажу. Я б его вмиг к стенке поставил. Но я чекист, а не стукач. Теперь ты поняла наконец, девочка?
– Я поняла, – сказала притихшая Ляля и, поднеся к раскрасневшемуся лицу листок, стала шевелить губами над буквой «Ш»:
Шалаболить (неясно)
Шалыган (имеет отношение к «шалаве»)
Шалава («Что же ты, шалава, бровь себе подбрила?»)
Шара; на шару («На шару и уксус сладкий». Народн.)
Шаровик (см. Шара)
Шарабара (темное слово)
Шахна (часть тела, муз. пед. жаргон)