Романов. Том 1 и Том 2

Кощеев Владимир

Доказав свою непричастность к каким-либо противозаконным действиям, впоследствии я смогу отсылать на результат этой проверки. И буду некоторое время совершенно чист и прозрачен для закона.

Дверь скрипнула, и я поднял голову. В помещение вошел мужчина в парадной униформе кремлевского гвардейца и балаклаве, оружия при нем не было. Но мелькнувшие в проеме коллеги были готовы к любому исходу. Наверное, это должно было бы меня напугать, но я лишь, наоборот, расслабился — редко когда тебя охраняют самые надежные в царстве бойцы, экипированные по последнему военному

слову.

— Княжич, — произнес гвардеец. — Я должен объяснить вам процедуру и дать подписать бумагу, что вы все правильно поняли. Сразу скажу — все допуски, необходимые для работы с вами, у меня есть.

Он встал к стене, сложив руки за спину, а мелькнувший в закрывающейся двери Эдуард Талгатович кивнул мне, сообщая, что все в порядке.

— Ручку и бумагу вам дадут после того, как вы пройдете инструктаж, — сообщил гвардеец, не глядя на меня. — Это понятно?

Дверь закрылась, окончательно отрезая нас от остального мира. Допрос по правилам — это практически трансляция всего, что ты знаешь, слышал или видел. Изобретали его весьма кровавыми путями, и ничего хорошего этот процесс для жертвы не представлял. Фактически это ментальное воздействие, которое врубается в голову, жестко и резко. Результат ты озвучишь сам, просто отвечая на вопросы опричника. И соврать здесь шансов не будет. Во время допроса не ты контролируешь себя, а твой собеседник.

Подписав бумагу, я отдал лист. Гвардеец открыл в двери окошко и вручил ее Эдуарду Талгатовичу. А когда обернулся, я увидел, как чужая техника пытается взломать мой покров.

Улыбнувшись, я впустил это щупальце в свое сознание. Посмотрим, смогу ли я почерпнуть из этого что-то новое для себя.

Глава 26

Это было очень странное ощущение. Будто кто-то запустил руку под череп и водит пальцами прямо по мозгу, но мягко, словно поглаживая. Однако стоило немного абстрагироваться, как все неприятные чувства испарились. И я сразу заметил несколько минусов допроса.

То ли техника была сыроватой, то ли опричник работал с ней не слишком часто. Я буквально на клеточном уровне ощущал, как много силы просто рассеивается впустую. Те усилия, которые прилагал гвардеец, чтобы проникнуть в мой разум, никак не соответствовали эффективности. Будто кто-то выливает целое ведро, чтобы наполнить бутылочную крышку. Но мощи дара моему визави было не занимать.

Посторонние мысли выветрило, когда я не столько услышал вопрос, сколько почувствовал его в своей голове.

— Великий князь Юрий Владимирович Долгоруков, что вы знаете о его гибели?

В памяти тут же всплыла новость, прочитанная на телефоне, и я озвучил текст, представший перед глазами. Идеальный доступ к собственным воспоминаниям меня порадовал, нужно будет потом попробовать так самому — это очень удобно, в любой момент вспомнить то, о чем уже и думать забыл.

— Как вы об этом узнали? — снова спросил гвардеец.

— Сообщение пришло на телефон, — ответил я, замечая, что никакого ужасающего давления не ощущаю.

Не

сразу удалось понять, в чем тут дело. Проанализировав воздействие на себя, я с удивлением обнаружил несколько свободных точек, позволяющих мне не просто врать, но и самому влезть в голову опричника. При этом я был уверен, что сам такой же ошибки не допущу и меня он без посторонней помощи не обнаружит.

Вот только помимо жертвы за камерой наблюдают и другие люди. От них подобное не скрыть. К тому же лезть в голову Слуги царя? Я не самоубийца, там могут быть такие тайны, которых ни одна подписка не покроет. Так зачем рисковать?

Ко всему прочему, влезть я смогу, но не факт, что вернусь. Между нами существует временный мост, это техника, но что с ней станет, если я взломаю активировавшего ее человека? Не окажется ли, что я переселюсь в него?

До того, как стать сингуляром, на промежуточном этапе я копировал свое сознание в компьютер. И для меня подобный процесс переноса не магия, а научное достижение. И сейчас происходило практически то же самое — одну часть моего разума сканировал опричник, пока вторая продолжала нормально функционировать. Даже как-то легче стало, стоило это осознать.

— Вы встречались с Юрием Владимировичем Долгоруковым? — задал новый вопрос опричник.

— Никогда, — ответил я чистую правду.

Личных встреч у нас не было, и до некролога я даже не знал, как он выглядит. Хотя, разумеется, была вероятность, что я его видел на приемах, но на тот момент я понятия не имел, кто это, так что считаться не должно.

Откровенно врать я не собирался. Ни к чему плодить нестыковки и вопросы. Пусть лучше думают, что у меня крепкая психика и потому я не пускаю слюни в процессе допроса, чем внезапно узнают, что техника, на которой строится практически вся доказательная база в высших судебных делах, оказалась не так уж и эффективна против одного конкретного княжича.

— Что вы знаете о смерти Ростовой Варвары Евгеньевны? — вновь спросил опричник.

В памяти послушно всплыл разговор с царицей, слова сестры о том, что майора обязательно убьют, затем воспоминания начали наслаиваться друг на друга, сливаясь в одну четкую картину — царица обещает, что полетят головы, и я получаю новость о гибели великого князя.

Вот, значит, как это работает на деле. Даже мои собственные выводы можно выдать, если не защищаться от техники допроса. Тогда неудивительно, что даже умудренные сединами мужи сдают всех причастных. Вот так сболтнешь о подозрениях, и кто-то уже хватает человека на улице.

— Я не знал, что она умерла.

Это была правда. Царица так и не рассказала мне о судьбе майора антитеррористического отдела ЦСБ. Собственно, помимо моих и Ксении домыслов, никакого подтверждения, что это произойдет, у меня не было.

— У вас был конфликт с майором Ростовой? — спросил опричник.

— Не было конфликтов.

Опричник, кажется, немного растерялся. Но быстро взял себя в руки.

— На записи, предоставленной родом Романовых, вы приказываете майору ЦСБ уехать, — добавил точности он. — Это не был конфликт?