Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу
Шрифт:
В сознании непосредственных очевидцев, воспроизводивших пережитое без последующих тенденциозных наслоений, истинное происхождение короны и ее «польскость» довольно мирно уживались. Пательский, например, пишет о том, как военные салютовали короне, «vulgo [3] называемою польской» {188} .
«Чужое» происхождение короны выступило на первый план в повстанческих и эмиграционных публикациях. Об этом свидетельствует, например, следующая цитата из анонимной брошюры, изданной во время восстания 1830 г.: «какой бы энтузиазм возбудил бы он [Николай I], если бы надел не императорскую, а настоящую польскую корону, этот памятник Болеслава Храброго, Батория и Августов» {189} . В глазах патриотов, вспоминавших о коронации, решение Николая I короноваться русской короной дискредитировало акт коронации, который означал уже не обретение Польшей «своего», принимающего польские «правила игры» правителя, а подчинение ее враждебной самодержавной династии. О том, что Николай I «возложил на свою голову непольскую корону и посмел уравнять скипетр прекраснейшего славянского племени с астраханским и сибирским», писал участник заговора подхорунжих А. Лаский {190} .
3
Везде,
188
Patelski J. Wspomnienia wojskowe. S. 70.
189
Rozmowa miedzy dwoma obywatelami o powodzeniu i skutkach dzisiejszej rewolucji. Warszawa, 1830. S. 13.
190
Цит. по: Bizan M., Hertz P. Glosy do «Kordiana». S. 251.
Окончательно закрепила образ русской короны как символа чужой власти польская художественная литература. Коронация Николая I как польского короля в Варшаве в 1829 г. удостоилась в драме Ю. Словацкого «Кордиан» (написана в 1833 г., годом позже вышла из печати) отдельной художественной интерпретации. Этот сакральный акт в драме десакрализован. Об этом свидетельствует избранная точка зрения на эту церемонию: зритель видит ее глазами толпы, отпускающей по адресу царя колкие шутки. В драме коронация ознаменована несчастьем – гибелью ребенка, и бесчинствами толпы, рвущей на части сукно, покрывающее торжественный помост для зрителей (последнее, кстати, было исторически достоверно). В драме Словацкого все это, с одной стороны, лишает событие торжественности, с другой – являет недобрые предзнаменования, сопутствующие вступлению российского императора на польский престол. Мотив фальшивой, неосвященной национальной традицией «чужой» короны, символизировавшей правление императора Николая I в Польше, прослеживается и в другом произведении Ю. Словацкого – драме «Балладина» (написана в 1834, опубликована в 1839 г.) {191} .
191
Подробнее о сюжете короны и коронации в польской романтической литературе см.: Филатова Н. М. Корона в польском историческом сознании: реалии и художественный вымысел»// Концепт вещи в славянских культурах. М., 2012. С. 116–131.
Безусловно, права Е. М. Болтунова, утверждающая, что «коронация, проведенная в светском пространстве, была лишена в глазах как русских, так и польских участников самой основы, которой являлось постулирование сакральности монаршей власти» {192} . Однако, камнем преткновения стал здесь не столько вопрос веры как таковой, сколько расхождение в традициях восприятия верховной власти. Расхождение проявилось в разных смыслах, придаваемых этой церемонии русскими – с гораздо более глубокой традицией сакрализации царской власти – и поляками, желавшими вписать нового польского короля в собственный историко-культурный контекст.
192
Болтунова Е. М. Варшава и Санкт-Петербург. С. 164.
Тем не менее разногласия в русских и польских откликах на коронацию 1829 г. еще не дают нам повода разделить тезис Н. К. Шильдера о том, что польская коронация Николая I стала «разрывом между поляками и династией». Коронация (и различные способы ее репрезентации) были попыткой сгладить противоречия между властью и обществом в Царстве Польском, рассчитанной в основном на польскую аудиторию. Вот почему варшавская коронация Николая I прочно вошла в историческую память поляков (в отличие от русских, которыми она до сегодняшнего дня была забыта {193} ). Последующий явно негативный ореол, которым это событие было окружено, обусловлен взглядом на него сквозь призму польского восстания 1830 г. и романтической историографии, надолго определившей стереотипы польского исторического сознания. Выводы, которые можно сделать из исследования русских и польских текстов различных жанров (прессы, мемуаристики, художественной литературы), посвященных коронации 1829 г., связаны скорее с различиями самих этих жанров в качестве исторических источников и с метаморфозами исторического сознания.
193
В последние годы заметен явный интерес специалистов – не только польских, но и российских – к этой полузабытой теме. Наряду с цитированными выше работами см. также: Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год) // Славяноведение. 2013. № 5; Getka-Kenig M. Anonimowa scena Koronacji cesarzowej Aleksandry na kr'olowa Polski (1829–1830). Malarska wizja narodowego odrodzenia, czyli o dw'och wymiarach iluzji // Rocznik Muzeum Narodowego w Warszawie. Nowa seria. 2. 2013. S. 371–387.
История одного путешествия
И. Шварц. О поездке Петра Великого в Пресбург [4]
В последние годы в общественном мнении России растет популярность Петра Великого. Личность царя и эпоха его реформ пользуются особой симпатией и популярностью. Это не только традиционная любовь к сильной личности, к хозяину, который сам наводит порядок в своем доме, но и к его безупречной репутации государственного деятеля. Его нельзя упрекнуть в том, что он заботился только о своем благе, о славе и наградах, ибо прежде всего царь думал о государстве {194} . Евгений Анисимов – признанный российский исследователь петровской эпохи – считает, что в этой любви к первому императору «видна тоска, сожаление о потускневшем блеске империи, об ее утраченном огромном пространстве, которое в России всегда было символом могущества и силы» {195} . И хотя уже три столетия в русском обществе и в исторической науке продолжается полемика о наследии Петра Великого, неоспоримо то, что его реформы положили начало превращения России в европейскую державу.
4
В основу статьи положен доклад, зачитанный 5 октября 2010 г. при открытии выставки «Петр I в Братиславе» в Российском центре науки и культуры в столице Словакии. Выражаю глубокую благодарность научному сотруднику Института истории Словацкой академии наук Татиане Ивантышыновой, которая рекомендовала мне работы словацких авторов, использованные в данной статье.
194
Анисимов Е.
195
Анисимов Е. В. Петровские реформы и их исторические последствия для России //(дата последнего посещения 31.III.2015).
В этой связи не случайно, что с 2009 г. в Петербурге, в рамках масштабной историко-культурной программы «Путь Петра Великого», ежегодно проводятся конгрессы петровских городов, а в феврале 2010 г. был учрежден научный Институт Петра Великого. В его программу входит публикация наследия Петра Великого, составление свода музейных, мемориальных и исторических памятников, которые находятся в России и в Европе и связаны с деятельностью царя-реформатора, а так же культурное объединение петровских городов. К таковым относятся населенные пункты, которые Петр посещал во время своих путешествий по России и Европе, а также основанные лично Петром или имеющие отношение к его реформам и политике. К этому списку по праву принадлежит и современная столица Словакии – Братислава. Возникает закономерный вопрос, почему, откуда такой интерес к этому городу и чем он привлек царя? Ведь Петр I во время путешествия Великого посольства по дороге в Вену даже в «златой Праге» не остановился, а проехал мимо!
Как известно, столица современной Словакии официально носит имя «Братислава» лишь с 1919 г. В Средние века и Новое время город имел немецкое название – Пресбург (по-венгерски – Пожонь), и с 1526 по 1848 гг. сначала фактически, а затем и юридически имел статус столицы Венгерского королевства в рамках владений Австрийского дома. Именно в Пресбурге императоры Священной Римской империи из династии Габсбургов короновались венгерскими королями, как это в 1655 г. сделал принимавший Петра в Вене император Леопольд I (1658–1705 гг.). Помимо соображений верности исторической правде, немецкое название Пресбург будет иметь ключевое значение в наших поисках ответа на вопрос, почему Петр Великий посетил этот город.
В историографии почти не уделялось внимания пребыванию Петра в Пресбурге. В известной работе М. М. Богословского встречается только короткое описание: «Из Бадена Петр, вероятно, 6 июля проехал в венгерский город Пресбург, лежащий на левом берегу Дуная в 60 верстах ниже Вены. С половины XVI в. этот город (по-венгерски Pozony) был столицею Венгерского королевства, и в его старинном, построенном в XIII в. готическом соборе венгерские короли венчались короною св. Стефана. 7 июля царь вернулся в Вену» {196} . Другой знаток проблематики, Н. В. Устрялов, лаконично сообщал, что Петр «ездил в Пресбург, столицу Венгрии» {197} , а в новом капитальном труде Дмитрия и Ирины Гузевич о путешествии Великого посольства по Европе визит царя в Пресбург упоминается только как «челночная поездка из Вены» {198} .
196
Богословский М. М. Петр I. Материалы к биографии: в 4 т. Т. 2. Первое заграничное путешествие. Ч. I–II (9.III.1697 – 25.VIII.1698). М., 1941. С. 504.
197
Устрялов Н. В. История царствования Петра Великого: в 8 т. Т. 3. Путешествие и разрыв с Швециею. СПб., 1858. С. 136. Текст доступен по адресу:(дата последнего посещения 31.III.2015).
198
Гузевич Д., Гузевич И. Великое посольство: Рубеж эпох или Начало пути (1697–1698). СПб., 2008. С. 377.
Из словацких авторов следует сослаться, прежде всего, на исследование Андрея Шаша о пребывания Петра в Пресбурге {199} . Публикация основана на солидном материале, предлагает детальный анализ политической обстановки конца XVII в., воссоздает маршрут путешествия Великого посольства по Европе и анализирует причины приезда царя в столицу Венгерского королевства, но, к сожалению, в работе немало спорных заключений. Например, вызывает сомнение утверждение Шаша, что Петр вместе с венгерским графом Яношем Палфи охотился в лесах в его имении Ступава [5] . Во-первых, у царя не было времени для охоты (в Пресбурге он провел всего один день), а, во-вторых, к охоте Петр был равнодушен, его волновали вопросы делового характера и, прежде всего, работа верфи или строительство в Пресбурге новых кораблей. Ошибочна также датировка пребывания монарха в городе. Шаш относит ее к 18–20 июня {200} , а по свидетельствам источников, – например, судя по записке русского «Юрнала», Петр Первый посетил город в июле, причем 7-го числа уже вернулся в Вену [6] . Из словацких авторов следует также упомянуть Игоря Янота, который, впрочем, основывается на работе Шаша и повторяет его ошибочную датировку пребывания Петра в Пресбурге {201} .
199
Sas A. N'av'steva c'ara Petra Velk'eho v Bratislave // Slovansk'a Bratislava. 1948. I. S. 230–252.
5
Автор статьи следует принятой в словацкой исторической науке норме давать современные словацкие топонимы для периода, предшествовавшего образованию Чехословакии. В рассматриваемый период населенный пункт находился на территории Венгерского королевства и назывался Штомфа. См. также Список исторических географических названий в конце тома. – (Прим. ред.)
200
Sas A. N'av'steva c'ara Petra Velk'eho v Bratislave // Slovansk'a Bratislava. 1948. I. S. 244.
6
Дата в «Юрнале» дана по старому стилю.
201
Janota I. Slavni ludia v Bratislave. Bratislava, 2007. S. 63–65.
Кстати, большой популярностью сюжет пребывания Петра в Пресбурге пользуется у драматургов. Словацкий писатель Ян Солович сочинил по этому историческому сюжету пьесу в стиле commedia dell’arte под названием «Петр и Павел». В ней воссозданы нравы, царившие в Пресбурге в конце XVII в., когда город инкогнито посетил русский царь {202} . В 1988 г. по этой пьесе был создан игровой фильм, который время от времени повторяет словацкое телевидение.
202
Solovic J. Peter a Pavel. Bratislava, 1985.