Романовы. Ошибки великой династии
Шрифт:
Но и это ещё не самое «страшное признание». Дело в том, что и народ наш в целом, объективно говоря, не так ценит эти самые свободные выборы , вообще с вободу выбора , как ценят их европейцы!
На западный взгляд это – рабство. Или, если без оскорблений: НЕ принадлежность русских к с вободному миру .
Нью-Йорк. 12 января 2010. INTERFAX.RU. Выпущен доклад международной правозащитной организацией «Фридом Хаус» «Свобода в мире 2010», по которому следует, что сегодня: Свободных государств – 89, частично свободных – 58, несвободных – 47, в числе последних – Россия. Критерии оценки: изменения в школьных
То есть 136 государств мира свободнее, чем Россия. По критериям «Фридом Хаус»… Был такой лозунг «За нашу и вашу свободу!» , – это поляки, подсмеиваясь над нашими начинёнными (всякой идеологической дрянью) «разночинцами», подбивали их швырять бомбы в губернаторов и царей. Узкоутилитарное применение авторами того лозунга давно изучено, однако остаётся повод задуматься и более широко. Да, наверное, всё же у нас и у них – разные Свободы.
«Ваша» и «наша» свободы разнятся, и связано это, по-моему, с тем самым исходным различием, заявленным в начале главы. Наш более авральный, более артельный порядок работы повлиял на нашу политику и философию.
Полторы тысячелетия отлаживаемый механизм Запада работает на достижение важнейшей цели: свободы, свободы выбора – главных ценностей европейца.
Россиянин тоже любит свободу выбора. НО… похоже есть одно различие: наша желанная свобода, кроме свободы выбора, включает ещё и свободу от выбора! И это вовсе не какой-то измышлённый мной парадокс. Это действительно наша, российская ценность – иметь свободу выбора, в том числе имея ещё одну свободу – свободу выбирать самому, или передоверить свою свободу выбора кому-то другому (царям, вождям).
Ведь западная политическая свобода требует постоянных усилий по её обеспечению, поддержанию этого самого «механизма поддержания свободы». Политическая машина требует постоянного внимания, работы, смазки. Причём такой работы, которая не может быть передоверена каким-нибудь наёмным менеджерам. Тут действительно требуется постоянная работа всего общества, для каковой работы требуется ещё и самоорганизация (ещё не легче!) , постоянная самодисциплина всего общества. Самоустранение общества от текущей политики и на Западе чревато потерей их свободы. Вот это постоянная политическая работа во имя свободы и ощущается у нас, в России, как нелёгкая, неприятная обязанность.
Помните у Ключевского: «непривычка к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду»? То есть этот авральный и артельный стиль работы даёт проекцию и на политические взгляды.
«Аврал»: 4 месяца (берём крайний российский случай) на все сельхозработы, спешная заготовка всего позволяющего выжить остальные 8 месяцев. Здесь не до экспериментов, не до новаций, потому даже и появление спасительного картофеля было встречено «картофельными бунтами».
«Артель»: объединение усилий всех селян на период
Но ни в коем случае не сочтите перебор этих объективных факторов как проект некой «объяснительной записки». Эти природные причины в многовековом итоге дали наш, особенный тип. Россию, а не ещё одну, допустим, Польшу или вторую Германию. Как сказал апостол: «Бог создал нас разными, чтобы мы нуждались друг в друге».
А что Геббельс или Павел Вечоркевич (давний мой заочный варшавский оппонент) поднаторели любую особенность трактовать как уродство – это издержки технологий преимущественно XX века…
Но… уж такие ли мы исключительные в этом своем выборе? Я довольно долго размышлял именно над этим моментом. Наша «свобода выбора, со свободой и от выбора» – что это? Найденный какой-то альтернативный путь политического развития, имеющий свои специфические достоинства, которые нам надо как-то пропагандировать или хотя бы защищать?
Вроде бы нет. В разговорах, жизненных коллизиях, в литературных произведениях, нигде я не замечал вокруг этой «свободы от свобод» никакого ореола гордости. Более того, эта особенность никогда никем и не формулировалась, потому сейчас и кажется неким моим парадоксом. Оставляя ощущение всё же не альтернативы, а скорее какого-то нюанса.
Важным, хотя и мимоходным свидетельством показалась мне одна из формулировок Фомы Аквинского. Да-да, того, чьи труды «стали теоретическим основанием для строительства западной политической машины». Автор книг «Сумма философии», «Сумма теологии», «Воспитание князя», самый, наверное, влиятельный философ Средневековья, называемый doctor universalis (даты жизни: 1225–1274), канонизирован.
И вот Фома Аквинский, составляя свой перечень молитв, вдруг сформулировал такую: «Благодарность Святому Духу за избавление от необходимости иметь политическое мнение».
Не поручусь за точность цитаты, может, мысль Фомы Аквинского и была здесь связана с какими-то отдельными, частными тогдашними политическими дебатами, но мне показалась потрясающе важной именно эта нюансировка: избавление НЕ от политических мнений (Фома Аквинский вовсе не анархист!), НО избавление именно … от необходимости иметь политические мнения!
Он может его иметь, но может и нет. И за эту дополнительную возможность он благодарит Святой Дух.
И ещё об одном слове – «члене» этой формулы Фомы Аквинского, которую я считаю действительно в числе самых важных изречений в истории: … избавление от необходимости иметь политическое мнение. Теперь я выделяю последнее слово формулы – «мнение». Оцените ещё и этот нюанс! Ведь имея мнение, можно действовать или нет. Можно как-то выражать это мнение, ухлопать миллион людей на его торжество, а можно и… в общем, «оставить его при себе». И Фома Аквинат, понимая первичность мнения, говорит об избавлении – НЕ от необходимых политических действий, а даже от корня всяких действий – от мнения вообще. Он словно отвечает тянущим его за рукава, зовущим его (кто на трибуну парламента, кто на митинг протеста): «У меня по этим пунктам вообще нет никакого мнения!» Единственное его действие – пожатие плеч.