Романс

Туманова Ольга

Приплыть на Фиджи, кстати, где они? Она только и знает, что где-то за экватором - невероятно! посредине океана. И там, на другом конце земли, в чужих водах - наша подводная лодка? Невероятно. И та земля, как земля из сказки, про которую

с детства все знаешь, но на которой невозможно побывать какая она, если идешь по ней, если видишь ее зелень, если слышишь ее запахи? и что такое огромное, тайное могло привести туда наших моряков?

Пересекали моря-океаны, чтобы напиться? Как вон те мужики на том углу?

Почему ее все раздражает? Ну, почему, право же, разок не посмеяться, что бравый русский морской офицер может так запросто оказаться в пьяном виде в опочивальне фиджийского главы - ха!ха!ха!

– Я знаю, в чем дело, - сказал, и в голосе вновь слеза.
– Это мне одна мстит.

Бред какой-то. Нет, ее волнует таинственное, но ее, домашнюю, книжную - но он! Здоровый мужик, высокий, огромный, массивный, исколесил все моря и океаны - то ему женщины из прошлого мстят, то его бабка заговорила.

Сидит, откинувшись на спинку стула, и стул скособочился. Глядит на нее, но не в лицо глядит, в вырез платья, и глаза закатил, что означает, должно быть, избыток чувств. И переводит взгляд на водку. Терпеливо выуживает остатки и улыбается, и говорит, вновь со значением: "за нас".

И

она, с трудом, но улыбается в ответ и поворачивает лицо к телевизору. Там концерт, и все поют о любви.

Поют громко, надрывно - по-современному. И вдруг - мелодия, нежная, томная. "Отцвели уж давно хризантемы в саду": Да, отцвело, все, что было. А что было? Мечты, ожидания: Все казалось, вот еще чуть-чуть, она подождет, она терпеливая, и: "отцвели уж давно хризантемы в саду". И что осталось от увядшего кустика? И сколько ей осталось?

А если выпить рюмочку, и рюмочку. И закрыть глаза. Ну, ведь не замуж. А может быть...

Музыка парила по комнате, и обнимала, и обещала... Такая нежная, такая страстная, такая томная, такая...

– Мы в кают-компании, когда собирались, обязательно романс, - пробасил он.

Она не сдержалась, повела плечом раздраженно.

И на его лице появился болезненный укор:

– Ты что, совсем романсы не любишь?

И в глазах такой сложный взгляд, в нем и укоризна, и снисходительность, и обида, и...
– Бог с ним.

Она промолчала и с деланным вниманием вновь повернулась к телевизору, где теперь что-то говорила чья-то голова. Ей не интересна ни голова, ни ее речи, но можно смотреть на экран и не смотреть на своего гостя.