Романы. Рассказы
Шрифт:
Она вдруг спросила:
— Молодые люди, вы не играете в покер?
Француз ответил, что покер — самая распространенная игра в армии. Я (сын богатого купца) галантно поклонился даме и сказал, что хоть и не очень хорошо, но играю.
— Мы вас не обыграем, ставки будут мизерные, — успокоила меня американка.
— Играть втроем не очень интересно. Может быть, кто-нибудь из офицеров команды пожелает принять участие в игре? — сказал француз.
Он вскоре вернулся в сопровождении худощавого итальянца, первого помощника капитана. Я решил, что могу позволить себе проиграть до пятидесяти долларов. Сэкономлю
Однако проигрывать не пришлось. Мне очень везло, и скоро передо мной образовалась целая гора долларов, франков и лир. Тут уж я испугался: партнеры примут меня за шулера и по приезде в Стамбул обратятся в полицию. Нужно было проигрывать во что бы то ни стало. Я отчаянно блефовал, увеличивал ставки, тогда мои партнеры пасовали, и банк опять доставался мне. В конце игры у американки оказалось четыре туза, почти непобедимая комбинация при игре в покер, у меня же было четыре валета и джокер — комбинация, которая бывает, может быть, раз или два в жизни. Когда американка довела ставку до трехсот пятидесяти долларов, я ответил ей согласием.
— Давайте остановимся на этом, я не хочу вас разорять, — сказала она и с гордостью открыла четырех тузов.
— Мало, — сказал я и, не дожидаясь ответа, показал свои карты.
Мои партнеры ахнули, такое действительно редко случается.
Все же мне удалось затем спустить часть выигрыша, однако у меня осталось около семисот долларов.
На третий день, рано утром, наш пароход вошел в голубые воды Босфора. Катер пограничной охраны подал сигнал, и мы остановились напротив местечка Беюк-дере, где помещалась летняя резиденция русского посольства в Турции. Полицейские, поднявшись на борт, отобрали у пассажиров паспорта для проверки, а таможенники искали в наших вещах контрабанду и наркотики. Вскоре паспорта нам вернули, санитарный врач больных не обнаружил, нам разрешили швартоваться к пристани Галата, и я опять оказался в благословенном городе Стамбуле.
Американка, любезно попрощавшись, сказала, что ей приятно было играть со мной, что она остановится в отеле «Пера Палас» и если я захочу продолжить нашу игру, то могу посетить ее после девяти часов вечера.
Никакого желания встретиться с ней еще раз у меня, естественно, не было. Я поблагодарил, дал морскому агенту адрес, по которому следовало отправить ковры, и с небольшим чемоданом в руке вышел на Галатийский мост.
По берегам Босфора, утопая в пышной зелени, тянулись белые дворцы султанских вельмож и феодальной аристократии. На правом, европейском, берегу возвышались крепостные башни с бойницами, построенные еще византийцами. До недавнего времени под этими башнями мирно паслись овцы, а по вечерам, когда угасали последние лучи солнца и в Босфоре отражались тысячи небесных светил, влюбленный турок, полулежа на зеленом ковре и положив ладонь на ухо, пел песню.
Любовь, словно дивный свет, увидел, проснулся, И жизнь моя бессмертной показалась. Увы, угасла любовь, завяли розы, И в соловьиных садах кричат теперь совы.Именно под этими башнями войска Антанты
Останавливаться в гостинице и привлекать внимание полиции не следовало, и, ступив на твердую землю, я постарался раствориться в кривых улочках и переулках многоязычного города. Приют я нашел у своих земляков в азиатской части города, куда сравнительно редко заглядывала полиция оккупантов.
Разыскать техника-строителя не представляло для меня особой трудности, и я уже на третий день своего приезда познакомился с ним на вечеринке, устроенной специально для этой цели одним из моих приятелей.
Техник оказался симпатичным малым лет тридцати, с умным интеллигентным лицом. За ужином я начал разговор на политические темы. Сведения Леонидзе оказались правильными: техник хотя и не имел твердых убеждений, все же считал себя социалистом и стал убеждать нас, что освобождение человечества от неравенства и несправедливости началось именно в России, где победила революция.
Поздно ночью я пошел проводить его до трамвайной остановки, высказал ему по дороге свою симпатию, и мы условились о новой встрече.
Мы встретились с ним трижды в разных местах, предпочитая окраины, вроде Скутари, Беюк-дере или Гедик-паша, беседовали о том о сем, и я ждал удобного случая, чтобы перейти к делу. Однако техник оказался догадливее, чем я думал. Однажды, когда мы сидели в маленьком ресторанчике на берегу моря, пили вино и ели жареную скумбрию, техник пристально посмотрел на меня и, помедлив, спросил:
— Земляк, вам, видимо, что-то от меня надо? Я ведь давно догадываюсь, что вы оттуда. — И он кивнул головой в сторону наших берегов.
— Да как вам сказать, кое-что мне действительно нужно… Вы человек разумный и поймете меня. Скажу прямо: мне нужен план укреплений, которые воздвигают союзники на европейском берегу Босфора. Что касается расходов, то я, разумеется, все оплачу.
Мы помолчали, мой собеседник барабанил пальцами по мраморному столику.
— За полный план укреплений я мог бы предложить, скажем, десять тысяч американских долларов.
— Уважаемый земляк, видимо, вы плохо представляете, чем все это пахнет? — усмехнулся техник.
— Что бы ни случилось, вы будете в стороне. За это могу ручаться вам головой.
— В случае провала не миновать виселицы, а меня, признаться, это не устраивает. К тому же я вовсе не герой…
— Но вам лично ничто не угрожает. Нас ведь только двое, свидетелей нет. Подумайте сами, какой мне смысл выдавать вас, если я даже попадусь?
— Заставят, — мрачно сказал он.
— Нет уж, вы плохо знаете нас.
— Разве вы не такие же люди, как и все? — спросил он.
— Конечно, такие же, но несколько из другого теста и ради своих идей пойдем на любые испытания.
— Это правда, я слышал, что вы такие же фанатики, как первые христиане.
— Сравнение, правда, не очень удачное, но дело не в этом.
— Я понимаю, вы — атеисты. Однако вернемся к существу нашей беседы. К сожалению, я пока ничего не могу сказать вам. Нужно хорошенько подумать.
— Я вас не тороплю.
Техник колебался, и нужно было дать ему увериться, что лично ему не грозит никакая опасность.