Романы

Вельтман Александр Фомич

Спокойный, с благими надеждами, выехал Воян из пещеры, сопровождаемый одним из своих собратий. Выбравшись из ущелья гор на дорогу к Преславу, вдруг видит он, что навстречу им едет отряд конницы.

– Что за люди? – сказал товарищ Вояна. – По одежде не Болгары и не Руссы.

– Одежда, кажется, македонская.

– Куда, старцы? – крикнул начальник отряда по-гречески, подскакав к ним.

– В Преслав едем, храбрые воины, – отвечал Воян, удивленный встречею с греческими войсками.

– О, да какие у вас кони! слезайте-ка, поменяемся!

– Возьмите,

пожалуй, – сказал Воян, – только чтоб после беды не было, кони с королевской конюшни.

– Неужели? тем лучше! Если ты из Эллинов, отец калугар, так поздравляй и молись богу! Преслав наш! Э нет, стареньки! съели зубы! – продолжал Грек, осматривая коней.

– Чей наш? – спросил Воян.

– Вот хорошо, чей! Здесь сам василевс Иоанн; король болгарский со всей семьей в плену.

– О, неисповедимы дела твои, господи! – проговорил Воян, и у него невольно выступили слезы на глазах.

– Что, заплакал от радости?

– Плачу, – отвечал Воян, – и не постигаю, что вы говорите.

– Да, отец калугар, случилось же так, что в Преславе не успела заняться заря, а мы уже взяли город! Орлами перелетели через горы и стены!

– А Руссы где? – спросил Воян.

– Что нам Русь – петухи, а Болгары мокрые куры; да они же сами просили василевса, чтоб избавил их от насилия Руси.

– Когда сами просили?

– А как же, тайно прислали комитопулов на переговоры.

– Комитопулов! – вскрикнул Воян.

– Чему тут удивляться? Верь мне, что так.

– Не удивляюсь; если комитопулы взялись за дело, так иначе и быть не может! – отвечал Воян. – Прощайте же, боюсь опоздать к вечерни.

– Ну, прощай! а славные кони! Жаль, что стареньки!

Грек поскакал с отрядом; а Воян, склонив уныло голову, продолжал путь в Преслав. То пустится быстрой рысью; то думы так отяготят его, что конь чувствует их и шагом везет свою ношу.

Когда из-за утеса открылся город, стан греческий и легионы войска, которые тянулись по дороге к Дунаю, Воян приостановился, вздохнул глубоко и отер слезу.

– Душан, – сказал он спутнику, – посмотри, столица это болгарского царства или могила?

– На какую беду ехать нам туда? – отвечал Душан.

– Что ты это говоришь, Душан! – произнес Воян с упреком и быстро пустил коня по дороге, извивающейся к городу, мимо греческого стана, расположенного на возвышении.

Смиренно просил он на заставах пропустить его в город, называя себя иноком метрополии преславской, из Греков.

– Ступай, ступай, да не в болгарский Преслав лежит этот путь, а в греческий город Иоаннополь, слышишь, старец? – повторяли ему тщеславные покорители столицы.

– Боже небесный! что сталось с Райной? – произнес Воян, подъезжая к королевскому двору, еще дымившемуся после пожару.

Дом ключаря Обреня был подле двора; но все дома на площади и поблизости заняты греческими войсками. Жители стеснились в отдаленных частях города. Туда поехал Воян и по расспросам отыскал Обреня. Старик сидел на завалине одной хижины.

– Все погибло, брат Воян! – сказал он, качая головою. – Сгорело гнездо наше! Злодеи

комитопулы продали нас!

– Где король? – спросил Воян.

– В плену.

– Где Райна? – спросил Воян.

– Где? – повторил Обрень и закрыл лицо руками.

– Говори, брате! Умерла?

– О, верно, умерла в руках злодея Самуила!

Белые, волнистые волосы на голове Вояна распустились, повисли куделью, лицо помертвело, но ярко вспыхнули глаза.

– Самуил? – повторил он, слушая рассказ Обреня о событии, которого он был свидетелем. – В палате королевской Самуил? – повторил он еще грознее… – Пусть накажет меня бог вечными муками! Прощай, Обрень!

– Куда, брате?

– Куда! не оставить ли голубя в когтях ястребиных! Нет, найду я ущелья хищника!

– Ищи, брате, ищи! – повторял Обрень вслед Вояну, который вскочил на коня и помчался обратно к своему нырищу.

– Маврень! – сказал он одному из своих собратий. – Помоги горю! Коршун-комитопул похитил племеннйцу мою, унес в свое гнездо! Негде ему свить его, кроме трущобы шумекой, там нанимал он свою шайку. Тебе известны все притоны: ступай, брате, разведай, за какими оградами, за сколькими замками темница королевны!

– Знаю, знаю! – отвечал Маврень. – Где быть, как не в куле главаря урманской вольницы.

И Маврень вооружился с ног до головы, накинул на себя вместо черной ризы суконный красный пласт [368] и отправился в непроходимый лес, который покрывал горы на запад за Преславом.

– Дубравец! – сказал Воян другому старцу. – Ступай, брате, к Доростолу, туда пошел Цимисхий со всеми силами. Разведай, что там деется, чем решится бой Греков с Руссами. Узнай, не прибыл ли сам Святослав из Руси.

368

Здесь: плащ. – А. Б.

Дубравец отправился к Доростолу смиренным иноком, собирающим подаяния. Воян провел три дня, как изнеможенный дряхлый старик, лишившийся уже всех чувств жизни. Как пробужденный от сна, вздохнул он, когда возвратился Маврень.

– Так и есть, в куле у главаря! Я приехал прямо к старому своему побратиму Годомиру. «Откуда, браца?» – «Из сербского плену ушел!» На радости выпили коновку руйного вина. «Ну, как поживаете? где главарь, где момцы гусары? Что нового?» Он и развязал кошель, высыпал все, что за душой было: главарь со всей вольницей на службе у комитопула Самуила, которого царь греческий обещал сделать королем болгарским, и отдал в залог ему королевну. «А где королевна?» – «Здесь, в куле [369] ».

369

Башня; здесь: укрепленное гнездо разбойников. – А. Б.