Ромашка-2. Эпидемия
Шрифт:
Ольга вздохнула, вспоминая приключения и других избранных.
– Вот Петра Петровича бы снова, – застенчиво сказала она. Ей особо импонировал этот элегантный старичок с его неторопливыми манерами, старомодными речевыми оборотами и умением драться как герой боевиков.
– Ну тут уж как карта ляжет, – сказала с набитым ртом сладкоежка Саша.
Ольга снова вздохнула.
– А ещё мне очень жалко, что меня забыли Тахир и мои «дети».
– А кто тебе мешает с ними снова познакомиться, – сказала Саша. – Только вот рассказывать им всё, как
– Да уж, – отозвалась Ольга, – мне бы с одним справиться. – А! Вспомнила! А где у меня отметина Избранного? Шрам-то отпал! Точно помню!
Саша разделила пополам с Колей последний кусок торта, прикончила его, и сказала, облизывая пальцы:
– Подойди к зеркалу.
Ольга вдруг поняла, что давно не видела своё отражение и бросилась к большому зеркалу в коридоре. Шрам был на месте.
– Удивительно!
– Да обычное дело, – отозвалась Саша. – Когда мы побеждаем, у всех наших отпадают старые шрамы и на этом же месте появляются новые. Это как змея сбрасывает старую кожу…
Коля Щеглов между тем освоился окончательно и тоже спросил Сашу:
– Получается, я тоже в вашем… как это назвать… орден? секта? палата? Интересно, за какие такие заслуги? Я обычный ученик советской школы, во всякие перемещения не верю, и тут на тебе, такое…
– Может быть, как раз за это? – улыбнулась Саша.
– Тогда бы я хотел жить один, а с Ольгой встречаться только когда надо будет. У меня тут планы кое-какие имеются.
– Вот деловая колбаса, – фыркнула Ольга.
– Э, нет, юноша, – вмешалась Саша. – Ты ещё молодой, как бы дров тут не наломал, в чужом-то времени! С Олей будешь. И не спорь со старшими.
Коля что-то буркнул и обиженно уткнулся в тетрис.
Далее разговор Саши с Ольгой сместился на обычную женскую болтовню со смехом. Ручной хомяк Александры тем временем выполз из-под дивана и уставился на гостей своими глазками.
– … А я ему говорю… – азартно рассказывала Саша видимо какую-то свою любовную историю, – намучаешься со мной, по… – аааапчхиии! – Саша чихнула, – потом… будешь жалеть – ааа… апчхи!! – Саша чихнула ещё громче. Не закончив рассказывать Александра разразилась оглушительным чихом, – что такое? Неужели простыла?
– Нет, – криво улыбаясь сказал Коля, – хомяка своего надо кормить вовремя, он жаловался.
– Вот ты засранец, – ахнула Ольга, – ты по нормальному не мог это сказать?
– Не мог, – гордо сказал Коля. – Никаких поблажек, всё должно быть по-честному! Так меня воспитывали!
Александра отчихавшись, рассмеялась.
– Молодец, Николай! Моя вина. Только этому обжоре Коржику сколько ни дай, ему мало.
– Эх ты! – укоризненно сказал Ольга Коле. – Дать бы тебе подзатыльник. Чувствую, прикурю я с тобой.
Потихоньку, за разговорами, наступил вечер. Саша категорически не захотела отпускать своих гостей, уговорив ночевать у себя. Коле Щеглову был постелено
Они опять разлеглись на кроватях, продолжая шепотом переговариваться.
– В общем, живи, как жила, – говорила Александра. – Следи за порядком в своём диапазоне, учи Колю уму-разуму. Звони. Телефон только купи снова. Если появятся новые Избранные – сообщу.
Но Ольгу сейчас больше интересовало другое.
– Саша, – осторожно спросила она, – Саш… помнишь, ты про мужа своего обещала рассказать?
Глава 3
***
…Толпа на площади колыхалась и ждала, когда приведут приговорённых к смерти. А пока их не было, развлекалась попивая сбинень и потешаясь над выкриками полубезумных оборванных нищих. Помост в центре площади, на котором пока пустовали и бездействовали виселица, плаха и пыточный инструмент, ждал свои клиентов.
Наконец в окружении стрельцов показались приговорённые. Палач, дюжий бородатый мужик в длинной алой рубахе, оживился и стал раздувать угли в жаровне.
Приговорённых было трое. Кривоглазый бирюч в красной ферязи громко прочитал приговор.
– Согласно Соборному уложению от одна тыща шестьсот пятидесятого году! Приговаривается к повешению Васька Селезень за татьбу и уворовство коня у целовальника. Приговаривается Фролка Свист за облыжные речи против государя нашего Алексея Михайловича – урезав язык, голову отрубить. Приговаривается Емеля Пустобрех за изготовление худых денег. Сечь кнутом и голову отрубить!
Раздался свит кнута и вой приговорённого к смерти фальшивомонетчика Пустобреха. Свистнул топор и его голова, последний раз страшно блеснув очами, покатилась по помосту, окрашивая его кровью. Послышался новый крик, перешедший сначала в бульканье, а потом в мычание – это обличитель государя Алексея Михайловича расстался со своим языком, а через минуту и с головой, которая, как на бильярде ударилась о голову Пустобреха.
Тать Васька Селезень сам залез на лавку, стоящую под виселицей и надел петлю на шею. Повернув голову к зрителям, ожидавших его конвульсий, он вдруг улыбнулся страшной, беззубой улыбкой и рявкнул палачу:
– Хули ждешь?!Вешай!!
***
Владимир Сергеевич Аматов заперся у себя в офисе и никого не пускал уже второй день. На столе и под столом стояли пустые, полупустые и полные бутылки от коньяка, пива и водки. Остатки еды и пепельница, полная окурков, издавали зловонный смрад. Рядом со столом стоял диван, застеленный несвежим бельём. По видаку, придавая монопьянке ещё более отвратительный вид, шел фильм «Лики смерти».
– Сука! – Аматов налил себе полный, с горкой, стакан янтарной жидкости и выпил в несколько глотков. Ведь всё, всё уже было почти в кармане! Среднекамск – вольный город– он глава. А там уж можно подумать о собственном государстве, сформировать правительство, законы и тогда… тогда…