Ромашка. Часть 3. Партизанская
Шрифт:
– Ну ничего. Каждый ответит. Каждого найдём и накажем. И немцев, и их холопов – каждого.
В её голосе не было угрозы ни отчаяния. Была какая-то неотвратимость. Ольга вспомнила «Белый клык», как бульдог Чероки медленно и не торопясь, весь в крови, но всё же добрался до горла главного героя и сомкнул на нём свои челюсти.
Василиса зевнула.
– Давай спать, Олюшка. Завтра рано уйду, затемно, силки ставить. А ты за хозяйку тут.
Не прошло и пяти минут, как она спала, тихонько посапывая. Но Ольге не засыпалось. Она всматривалась в правильные
Вот женщины раньше были! Не то, что мы. Такая и зайца выпотрошит, и врага на вилы подымет, и мужа с сыном будет любить крепко и беззаветно. И проводив на войну, будет не заламывать руки, а жить, трудиться, и вести свою войну.
Ольга заснула, доверчиво, прижавшись к Василисе, как маленькая дочь к маме.
Утром, когда Ольга проснулась, в избушке уже никого не было. Ольга встала, потянулась и с удовольствием отметила, что практически выздоровела. Она завернулась в одеяло и вышла на улицу. Зимнее лесное утро было великолепно и сказочно. Огромные ели, на лапах которых блестели сугробы, окружали опушку. Кое-где на снегу можно было увидеть гроздья рябины. расклёванной птицами. Кругом царили покой и умиротворение. Ольга даже обернулась посмотреть, не выросли ли у избушки курьи ножки.
– Ну что, партизанка Сосна, – весело сказала Ольга сама себе, – ты за хозяйку сегодня.
Глава 3
Ольга принялась за уборку избушки. Она тщательно оттёрла стол, подмела сор у печки, протёрла пол. Нашла в сенях большой, то ли армяк, то ли зипун – она не очень разбиралась в этих тонкостях, облачилась в него и, взяла у дверей деревянную лопату, стала чисть снег около избушки.
Полюбовавшись через час своей работой, Ольга осталась довольна. К дровянику теперь вела аккуратная тропинка, и сам дворик около избушки был освобождён от сугробов. Ольга зашла в дом, затопила погасшую печь и принялась, как Василиса, только неумело, обдирать зайца, которого добрая хозяйка оставила ей, помимо хлеба, соли, сахара и чайной заварки.
Пообедав, Ольга развалилась на топчане и от нечего делать, стала листать ещё несколько газет Новый Восход. Внимание её привлекла статья «Свершилось! Пришли немцы!» за авторством некоего Смолянинова: «Буквально в первые же часы изгнания большевиков с брянщины, многие честные русские люди явились в военную комендатуру с предложением своей помощи в созидательной работе».
Ольга вдруг разозлилась. Тема Великой Отечественной Войны всегда была как-то в стороне от неё. Она никогда ей особо не интересовалась. Просто знала, что, знал каждый советский школьник, не более. Плакала, когда смотрела «А зори здесь тихие», в детстве весело махала шариками на параде 9 мая.
«Суки, – думала Ольга, закипая, – прибежали крысы шестерить на хозяина! Ну мы вам, гниды, покажем «наконец-то пришли немцы»! «Честные русские люди», вашу мать!»
Ольга неожиданно ощутила, что рубец на скуле снова на месте, а значит задание вступило в силу.
Стемнело, она зажгла фонарь и подбросила дров печку. Вновь весело затрещал огонь.
«А вдруг я не вернусь, – подумала она, – Саша же рассказывала, что Избранные тоже гибнут… Вдруг мы проиграем?» Она вспомнила, как её выворачивало во время первой схватки с Аматовым.
Аматов… У них, получается, тоже в каждом времени свой координатор. Там Аматов, тут Нойман…
Эх… сейчас бы на просторную Сашину кухню, есть торт и хохотать над её историями… Эх Сашечка, увидимся ли…
Ольга сама не заметила, как уснула.
Проснулась она от стука в окошко и глухого голоса Василисы:
– Хозяюшка! Открывай, родимая! Свои!
Ольга быстро выпрыгнула из-под одеяла и ёжась от холода, так как печь за ночь остыла, отперла дверь и пустила Василису Ивановну. На улице уже светало.
– Ну как ты, Олюшка, легче тебе? – спросила Василиса, растапливая печь.
– Всё хорошо! – отрапортовала Ольга. – Выздоровела, могу хоть сейчас выполнять задания правительства, партии и товарища Сталина!
Василиса рассмеялась
– Ну прямо Чапаев! Вот, одевайся, солдат, – и она бросила Ольге ворох одежды.
Ольга неуклюже принялась напяливать на себя ватные штаны и свитер, который висел на ней как на вешалке. Василиса снова рассмеялась:
– Ну и видок у тебя, красавица! Ты на лыжах-то хаживала?
– Ннууу, – протянула Ольга – была физкультура в школе.
– Ладно, тут недалеко. Собирайся. И помни – ты моя племянница из Брянска.
– Может, лучше из Минска? – предложила Ольга. – И подальше, и врать не надо. Я там на самом деле в детстве жила у дядьки.
– Добро, – согласилась Василиса и стала надевать свою ушанку.
Ольга тоже натянула принесённые для неё телогрейку, валенки и повязала тёплый платок на голову.
«Эх, видел бы меня сейчас Одинцов, – подумала Ольга, – ни дать, ни взять, колхозница. Зато тепло».
Они вышли на улицу, надели лыжи и медленно пошли по уже проторенной Уваровой лыжне. Василиса впереди, Ольга сзади. Причём, Василиса поминутно оглядывалась и с жалостью качала головой. На лыжах Ольга шла примерно так же, как пастор Шлагг в «Семнадцать мгновений весны».
Вот вдалеке за деревьями заблестел купол церквушки, показались избы, послышался брех собак. К морозному воздуху добавился запах дыма.
– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – продекламировала Василиса с улыбкой.
– Вот качусь я в санках по горе крутой, – подхватила Ольга и они довольные, что отлично поняли друг друга, засмеялись.
Дом Василисы Ивановны находился на самой окраине Громово – на небольшом возвышении, с которого хорошо было видать и деревню, и поселковую дорогу, уходившую в сторону Брянска.
Василиса толкнула калитку, и к ним с радостным лаем кинулся огромный лохматый пёс. Ольга в страхе спряталась за Василису, а она потрепала его по лохматой башке и весело сказала:
– Тише, Трезор, свои, свои. Оля, знакомься. Это – Трезор, Трезор, это Оля. Погладь его!