Ромео с большой дороги

Донцова Дарья

– Несите полотенце! – командовала Зайка.

– Надо дать ей стакан воды с солью, – засуетилась Маша, – а еще лучше два.

– Ни за что не стану пить гадость, – простонала Таня и откинулась на подушку. – Ой, умираю!

– Зачем такое питье? – удивилась Ирка.

– Ее тошнит, – заявила Машка. – Если у собаки плохо с желудком и исключен острый живот, то следует животное…

– Замолчи, – проныла Танька, – погибаю.

– У нее температура, – загремел, вваливаясь в комнату, Дегтярев. – Где-то

тут у Дарьи аптечка. Вот, на, сунь под руку.

– Что? – застонала Борейко.

– Градусник, – ответил полковник, – его под мышку ставят.

– Это не гламурно, – закапризничала Танюшка. – Вся Европа держит термометр во рту… Подмышка… Фу, крайне вульгарно!

Я опустилась в кресло. Похоже, Тане не так уж и плохо, если она вспоминает о гламурности.

– Совай куда хочешь, – велел Дегтярев.

– Засовывай, – не преминула «ущипнуть» толстяка Зайка. – Глагола «совай» в русском языке нет.

– Если можно сказать, то есть, – не сдался Александр Михайлович.

– Я умираю, а вы о ерунде спорите, – протянула Татьяна.

– Всем слушать меня! – начал заниматься своим любимым делом – раздачей указаний – полковник. – Ирина, немедленно ступай к телефону и вызови из ложкинского медпункта дежурного врача.

– Я хочу гоголь-моголь. Из трех желтков, с сахаром и коньяком, – приподнялась над подушкой Таня. – Немедленно сделайте!

– Лучше сначала посоветоваться с терапевтом, – предусмотрительно сказала я.

– Хочу-у-у! Три желтка-а-а! – занудила «больная». – Проглочу гоголь-моголь и поправлюсь! Это лучшее лекарство-о-о! От всего-о-о!

– Пусть ест, – разрешил полковник, – будет жевать и молчать.

– Не следует пихать в человека, которого только что тошнило, сырые яйца, – осторожно предупредила я. – Может стать хуже.

– Хочу-у-у, – стонала Танюшка.

– Ирина, живо приготовь гоголь-моголь! – приказал Александр Михайлович.

– Так мне к телефону бежать или яички бить? – проявила вредность домработница.

– Сначала звони, – распорядился полковник.

– Нет! – взвизгнула Таня. – Гоголь-моголь вперед! Ирка! Живо!

Ирина глянула на меня:

– Кого слушать?

Я малодушно закашлялась и сделала вид, что не услышала вопроса.

– Давайте я сделаю гоголь-моголь, – предложил чей-то басок.

Все повернулись к двери – на пороге стоял Тёма.

– А ты умеешь? – удивилась Зайка.

Мужчина кивнул:

– Увлекаюсь кулинарией, собираю книги с рецептами. Знаете, очень реанимирует: придешь домой после работы усталый, испечешь себе кексик и…

– Рули на кухню, сынок, – нежно проворковал полковник.

Тёма кивнул и с грацией бегемота потрусил к лестнице.

– А ты к телефону, – велел Дегтярев Ирке.

В глазах домработницы полыхнул злой огонь, но она, не говоря ни

слова, побежала вслед за Тёмой.

Глава 13

– Это кто? – залюбопытствовала Танюшка. – Не знаю его.

– Мой сын, – гордо ответил Дегтярев.

– У тебя есть дети? – разинула рот Борейко. – Ну, блин, прикол… Когда же Дашка его родила?

– Это Тёма, – пустилась в объяснения Зайка, – жил в детдоме, приехал внезапно, он из-за Уральских гор. Его мать…

– Ясно, – подытожила через пять минут Таня, – нищий родственник. Знаю таких. Почти состарился, денег не нажил и решил о родителях вспомнить. Ну, народ! Дегтярев, а ты точно уверен, что это твое произведение искусства? Вы, блин, дураки! Всех пускаете! Завтра сюда китаец заявится, Сяо-Ляо, и тебе на шею повесится со всеми узкоглазыми внуками.

Дегтярев покраснел.

– Вот гоголь-моголь, – засопел Тёма, вваливаясь в спальню. – Я его сверху какао посыпал.

– Мерси, дружочек, – царственно кивнула Танюша и в мгновение ока слопала содержимое креманки. – А теперь унеси пустую посуду, помой живенько и можешь быть свободным.

Полковник превратился в гигантскую свеклу.

– Ладно, – скривилась Зайка, – раз никто не умер, пойду спать.

– Доктор будет через десять минут, – сообщила Ирка, влетая в спальню.

– Думаю, мы зря его вызвали, – процедил сквозь зубы Александр Михайлович.

И тут Борейко с громким стоном снова наклонилась над полом.

– Таз, дайте таз! – завопила Зайка.

Опять поднялась суматоха. Спустя пару минут Таня лежала в подушках. Лицо ее по цвету сравнялось с наволочкой, глаза ввалились.

– Я умираю, – прошептала она, – совсем…

– Не нервничай, – приказал Дегтярев, впихивая в рот Борейко градусник. – Молчи! Ирка, положи ей на лоб полотенце, намочив его предварительно уксусом.

– Это зачем? – удивилась домработница.

– Не рассуждать! – обозлился полковник.

– Вечно на меня орут, – скуксилась Ирка, и тут раздался звонок в дверь.

Громко залаяв, собаки побежали в прихожую.

– Врач пришел, – возвестил Дегтярев. – Всем оставаться на месте происшествия, ничего не трогать!

– По-моему, ты слегка перепутал ситуации, – фыркнула Зайка. – Таня пока жива, и мы в спальне у Даши.

– Так еще утро не наступило, – ляпнул Дегтярев, – может, кто и помрет. Вон какая Таня зеленая!

Борейко закрыла глаза, я испугалась, но тут в комнату бодрым шагом вошел местный эскулап Семен Петрович и повелительно гаркнул:

– Просьба всех оставить меня с больной наедине.

Мы вышли в библиотеку и сели в кресла. В доме повисла тишина.

– А где Кеша? – спохватилась я, сообразив, что Аркадия нет со всеми.