Ромул
Шрифт:
За таинственной урной на других носилках несли древний позеленевший наконечник копья — символ, а может, и тело бога-копьеносца Квирина и два обвитых змеями посоха из бронзы. Эти были куда внушительнее. Никто не знал, какие силы они воплощают, такое не связывают ни с Девой, ни с Матерью, ни с Небесным отцом, но змеи — жуткие существа, а уж бронзовые змеи наверняка имеют огромную колдовскую силу. Новые сверхъестественные защитники очень воодушевили граждан.
Но Ромул на этом не остановился. Он хотел обеспечить городу всю поддержку, какую только изобрели мудрецы. На болотистом пустыре между холмом и рекой он начертил
Когда была насыпана куча, Ромул поколдовал над ней и объявил, что отныне она будет называться Мундус, потому что это средоточие всего населённого мира. Взволнованные зрители стиснули амулеты, а Ромул взял бронзовую кирку и принялся копать в насыпи яму, уходящую глубоко в болото. Наконец он остановился, велел помощникам подать запечатанную урну и опустил на дно, где ей надлежало остаться навсегда. Потом яму завалили громадным камнем. Ромул объяснил, что теперь это проход в Нижний мир, вообще его лучше держать закрытым, но время от времени камень будут отваливать, чтобы проводить духов обратно из мира живых. Царь будет решать, когда придёт время это делать.
Итак, люди были связаны со всеми богами, с небесными через предметы в Священной сокровищнице, с подземными через Мундус, открывающий и закрывающий вход в Царство мёртвых. Молодой город получил надёжную защиту.
Не запускали они и дела посюсторонние: Ромул следил, чтобы подданные всё время были заняты. Первое лето они валили и втаскивали на холм буки и скоро укрепили вал и ров вокруг поселения отвесной стеной из мощных брёвен. Поэтому, хотя Ромул и требовал, чтобы город в его честь называли Римом, жители обычно говорили о своём холме «палисад» — Палатин. Другим палисадом увенчался крутой холм неподалёку, Капитолий, на котором выкопали колдовскую окровавленную голову. Там постоянно жил небольшой гарнизон — как крепость Капитолий был куда сильнее Палатина, хотя и слишком мал для города.
Всё лето римляне строили укрепления и хижины или по очереди пасли общих волов, овец и свиней. Осенью вышли на поля убирать урожай, а когда закончили, то оказалось, что ячменя насилу хватит до следующего года. Каждый день они трудились с рассвета до заката и едва могли прокормиться.
Простые воины были недовольны. В городе неплохо жилось Ромулу, его охране — наглым цел ерам, да молодым людям, назначенным главами родов; дома эти правители никогда не получили бы столько власти. Но простые граждане жили хуже батраков. От переселения они ничего не выиграли, даже наоборот — в родной деревне можно было хотя бы по праздникам выпить вина да поухаживать за девушками. Храбрецы, которые покинули дом и родню в надежде добыть богатство, вместо этого целыми днями гнули спину в поле, чтобы кое-как поужинать кашей с луком. Не так представлялась им жизнь удачливых разбойников.
Марк делил маленькую круглую хижину с пятью другими холостяками, и каждый вечер они спорили, чья очередь варить кашу. Стряпня — женское дело, но в Риме не было женщин. Здравый смысл подсказывал Марку, что скоро пора заводить детей, чтобы было кому о нём позаботиться, когда он станет стар и не сможет пахать и сражаться. В
Эмилий не принял его заботы слишком всерьёз, впрочем, сам-то он предусмотрительно захватил из дома молоденькую рабыню.
— Видишь ли, мой мальчик, — беззаботно заявил он, — мы — шайка разбойников. Чтобы сразу обзавестись женой, тебе надо было отправляться со Священным поколением.
— Я не мог, отец выгнал меня позже, — мрачно ответил Марк. — А твоя шайка разбойников до сих пор ни на кого не напала. Скажи лучше, шайка работников.
— Сначала надо построить крепость и запастись едой на зиму. Но грабить тоже начнём, и гораздо скорее, чем ты думаешь. Через четыре дня на тот берег отправляется отряд за этрусскими овцами. Вот когда будешь уплетать жареную баранину, поймёшь, зачем мы строили стены. Согласись, глупо было бы украсть овец и не знать, где их спокойно зажарить.
— Верно, но ведь я не овец красть сюда пришёл. Я думал, мы будем грабить самые богатые города Этрурии.
— Всё впереди, дай только время. Сейчас нас всего три тысячи, с такими силами нельзя осаждать большой город. Вот продержимся год-другой, и начнут приходить подкрепления. А когда соберётся настоящее войско, мы опустошим всю Этрурию.
— Если только этруски к тому времени не сотрут нас в порошок. Ладно, на самом деле я не жалуюсь. Просто сейчас работаю больше, чем дома, а получаю меньше. Наверно, бандиты всегда начинают с тяжёлого труда, хотя по старым песням про развесёлых лесных молодцев этого не скажешь.
— Добывать пропитание копьём тяжелее, чем плугом. Я и раньше это подозревал, а теперь знаю точно. Но смотри, чтобы твои разговоры не дошли до царя, потому что мы с тобой хотим разбойничать, а он-то уверен, что каждый его подданный мечтает основать в этом великолепном городе знатный род.
— Отличная шутка, господин, просто прекрасная. Какой может быть род, когда здесь одна женщина на десятерых?
— Может, нас выручит священная урна в сокровищнице, и оттуда в один прекрасный день вылезут толпы красавиц? Если серьёзно, царь так хочет, чтобы город жил, что непременно придумает, как раздобыть для нас жён. А пока что нам гораздо лучше за стеной, чем простым разбойникам в сырой пещере.
Марк вышел немного утешенным. Всё-таки приятно, когда о твоих трудностях знает влиятельный, близкий к царю аристократ. Надо терпеть и работать больше, пока не настанут лучшие времена. По крайней мере, за стеной можно спать спокойно.
Первая вылазка римлян не совсем удалась. Они захватили стадо овец, но на обратном пути их нагнали этруски и несколько человек убили. Царь Ромул объявил, что пока войско не окрепло, надо подождать и не раздражать соседей.
Глава 2. САБИНЯНКИ
В Риме было мало женщин. Некоторые переселенцы успели обзавестись семьями на родине и привезли жён с собой, но они были молоды, так что их дочерям предстояло ещё долго расти до брачного возраста. Единственный воин, который был старше остальных и дольше всех женат, Тарпей, держался высокомерно и недоступно, а десятилетнюю дочь охранял, словно от диких зверей. Его назначили на Капитолий командовать гарнизоном, потому что других желающих не нашлось, и он жил там с семьёй совершенно замкнуто.