Ромул
Шрифт:
Три года назад из-за гор, из неизвестных краёв появился новый враг. Пришельцы носили железные мечи и бронзовые доспехи и не занимались ничем, кроме грабежей, это было настоящее войско. После победы они забирали добычу обратно за горы, и никто не знал, как они живут на родине. Те из лигурийцев, с которыми можно было разговаривать, утверждали, что этот народ называет себя кельтами и что за горами им принадлежат все земли до края света. Лигурийцы в ужасе бросали свои угодья в речной долине и прятались в щербатых холмах на западе.
Год назад кельтское войско пришло на земли этрусков. Кельтов было так много,
Но после того разгрома никто не считал беду непоправимой. Оставалось достаточно стариков и мальчишек, чтобы защищать стены, а всем было известно, что дикари не могут взять крепость. Конечно, пропали два урожая подряд, и горожане знали, что будет голодно, даже очень — настолько, что весной, может быть, придётся бросить обжитые места и отправиться на юг, под защиту Этрусского союза. Но пока что надо было держаться и не сдавать стены. Они недооценили дикарей...
Перпена просидел за кустом до позднего вечера и двинулся на юг. Часовые с крепости его не заметили; скорее всего, там уже никого не было, потому что дикари не любили долго оставаться в разграбленных городах, несмотря на усталость, голод и жажду. Перпене предстояло ещё найти до темноты место для ночлега.
Из вещей у него остались только меч без ножен да туника. Но как жреца его научили рассуждать спокойно и трезво, не бояться холода и поста. Ужасов поражения он, к счастью, не видел, и хотя знал, что все друзья и близкие погибли, не мог представить их непогребённые, обезображенные трупы. Они просто перешли в иной мир, и его долгом было, как только он найдёт безопасное укрытие, позаботиться об их душах. Страх не мешал думать.
Мечом Перпена отрезал от туники полоску, получилась праща, а под ногами хватало обкатанных рекой булыжников. Скоро ему посчастливилось найти зазубренный кремень. Сегодня огонь ещё мог навести на след дикарей, но потом в любое время можно будет греться. Пройдя ещё несколько миль, он заночевал в расщелине, где цепь холмов замыкала южный край равнины.
На рассвете он убил горного козла и сидел на месте три дня: нажарил мяса, сделал из шкуры хорошую пращу, перевязь для меча и пару сандалий. Всё снаряжение страшно воняло, но Перпена не обращал на это внимания: конечно, его мог учуять прохожий, зато смешанный запах козла и человека собьёт с толку собак. На четвёртый день он выломал палку-посох, положил в сумку из козьей шкуры вяленого на солнце мяса и отправился искать какой-нибудь город. Навстречу не попадалось ни души: кельты не перешли реку, но все крестьяне в страхе перед ними попрятались.
Перпена не спешил, держался в узких долинах, где его не могли заметить издали. Десять дней спустя он вышел к возделанным полям и, притаившись за торчащим из
Человек чинил дорогу, заравнивал выбоины, засыпал щебнем лужи. Такая работа, хоть и тяжёлая, требует известного умения, её не поручили бы рабу без надзора. Кроме того, он выглядел неглупым, спокойным и ответственным и держался как свободный гражданин, имеющий голос в делах войны и мира. Перпене не хотелось начинать знакомство с городом с раба, рабы обычно так боятся чужих, что от страха перестают соображать, а этого человека как раз можно было расспросить.
Ползком он стал подбираться ближе. Работник двигался вдоль дороги, пока пригорок не заслонил его от ближайших жнецов. Пора! Перпена встал, вытянув правую руку в знак мира: меч на перевязи показывал, что он не беззащитен.
При звуке его голоса работник подскочил и схватил мотыгу наперевес, словно копьё. Потом увидел, что Перпена один, и ответил на приветствие по-этрусски, чисто и правильно, как аристократ.
— Ты меня напугал, юноша. Твоё счастье, что я не вооружён, а то мог бы ударить. Похоже, тебе приходится туго, если ищешь еду и кров, пойдём со мной в город.
— Мне в самом деле нужна помощь, но сначала хотелось бы узнать об этом городе побольше. Я даже не был уверен, что он этрусский, пока не услышал, как ты хорошо говоришь.
Работник улыбнулся.
— Это постарались родители, приятно слышать, что я не забыл их уроки. Но в здешних краях говорят на более диком наречии. Ты, наверно, с севера, твой город разорили кельты? Мой тоже. Я здесь уже третий год.
— И хорошо живёшь?
— Лучше, чем в чистом поле, где ни крыши над головой, ни горячей еды. Если у тебя нет родственников, которые бы помогли тебе устроиться в каком-нибудь безопасном городе, оставайся здесь. Совет о тебе позаботится, по ночам ты сможешь спать спокойно. Вот только придётся зарабатывать на жизни, раз у тебя нет серебра. Знаешь какое-нибудь ремесло?
— Да. Я обучен двум искусствам: читаю знамения по печени и владею всеми видами оружия, какое носит свободный воин, хотя сейчас у меня только меч.
— Боюсь, это не годится — и то и другое запрещено иноплеменникам. Жрецы здесь не потерпят соперника, а давать чужеземцам оружие не велит осторожность.
— Тогда какую же мне подыщут работу? Я не хочу жить за городской счёт.
— Город и не станет тебя содержать, только первые три дня, как гостя. Если хочешь есть каждый день, будешь, как я, работать в поле. Утром работа, когда кончишь — обед, на следующий день новое задание, и так далее.
— Но это же рабство! — возмутился Перпена. — Неужели тебе не дали надела? Ты работаешь не на своей земле?
— Разумеется, нет. Земли не хватает, особенно теперь: кельты теснят нас с севера. Но я не раб, хотя живётся, конечно, нелегко. Я свободный беженец под защитой города. Сплю на террасе дома советов, на зиму получаю тёплую тунику. По закону меня нельзя бить, хотя не годится жаловаться на каждую затрещину. Может, жизнь и неважная, но другой я не заслужил: мой город разграбили, а родичей перебили. Мне ещё повезло, что я, нищий, остался свободен.