Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
Шрифт:
Сам Кингсли Холл и его «политика», деятельность Лэйнга и его статьи породили множество реакций. Среди них были как хвалебные, так и не очень. 4 октября 1966 г. журналистка Рут Абель на основании беседы с Сидни Брискином писала в «Guardian» о замечательной жизни в Кингсли Холле, о многочисленных случаях выздоровления, о его истории и принципах работы. Но врачи этот проект так и не приняли. Еще в начале проекта директор Тавистокской клиники Джон Сазерленд по-дружески предостерег Лэйнга в том отношении, что ничего хорошего из этого получиться не может, и он так и не изменил своей точки зрения. Уже позднее через знакомых до Лэйнга дошли слова Сазерленда. Он говорил, что, открыв Кингсли Холл, Лэйнг совершил «профессиональное самоубийство». То, что это было непрофессионально, что это шло вразрез с основными устоями медицины, ему напоминали постоянно. Однажды сняв трубку телефона, он услышал врача, который сразу же стал напоминать ему о принципах врачебной этики:
Что же вы делаете, доктор Лэйнг? Ведь это все равно, что не сделать больному с гемолитическим кризом переливание или не давать диабетику инсулина, ведь эти люди находятся в шизофренической коме, а Вы отказываетесь давать им транквилизаторы. Они испытывают галлюцинации, а Вы не лечите их. Вы поощряете их? [253]
Черным
253
Mullan B. Mad to be Normal. P. 192.
В своей книге «Внутренняя зона», в 1976 г. вышедшей в Америке [254] , он изображал Кингсли Холл как «замок для медитаций», управляемый сумасшедшим шотландским доктором Вилли Ластом. Лэйнг был всемирно известным психиатром и не скрывал своей неприязни к этой книге, поэтому при его жизни в Великобритании она так и не вышла. За неделю до смерти, в июне 1989 г., он писал Джо Берку, что этот вопрос опять поднят Свободной ассоциацией прессы, и он все еще против выхода книги, несмотря на то что все вокруг говорят, что это довольно жестоко. Ни одно британское издательство не взялось печатать ее, боясь обвинений в клевете. Книга вышла в Великобритании только в 2005 г. Вкратце история трагического разочарования Сигала выглядела так:
254
Cigal C. Zone of the Interior. New York: Thomas Crowell, 1976.
Место: затемненная комната для консультирования на первом этаже Уимпол-стрит, 21, Лондон. Время: начало 1960-х гг. Это моя первая сессия со «знаменитым психотерапевтом» д-ром Р. Д. Лэйнгом. Я обежал полдюжины врачей, которые по-разному описывали мой случай («Дорогой, Вы не поддаетесь анализу») рекомендовали пройти электрошоковую терапию (в больнице Модели) или советовали мне, если это слишком болезненно, изложить все на бумаге.
Лэйнг принес с собой дуновение свежести. Он был в моем возрасте (между тридцатью и сорока), неисправимый красавчик с печальным очарованием популярного артиста и типичный выходец из трущоб. Он говорит на моем языке, по крайней мере, мне так казалось. Позже выяснилось, что он происходит из пресвитерианской семьи, из среднего класса Глазго и, как это принято, несколько принижает свое происхождение. <…>
В момент нашей первой встречи Лэйнг уверенно двигался к превращению в Боба Дилана «экзистенциального» анализа, выпустив бестселлер «Расколотое Я» – библию психически больных подростков. За всей его сартрианской болтовней – онтологической ненадежностью, бытием-для-себя и т. д., – стояла очень простая мысль: врачи должны прекратить лечить психически больных как объекты, подобные вещам, и взять на себя смелость общаться с пациентами как с равными во встрече «Я – Ты». Но это было лишь его публичное Я. Он намекнул мне, что есть другая, скрытая от других часть его личности. (Я обожаю тайны!) Он дерзнул открыть наиболее личную и потаенную дверь: дверь восприятия, что и стали называть шизофренической революцией.
К тому, что он говорил, я не мог ничего добавить. Но, если бы началась революция, ради нее я бы сделал все. Мы оба были левыми «политическими диссидентами» (CND, новые левые и вроде того). И как большинство людей под сорок, мы уже были сыты по горло агонизирующим истеблишментом, подавляющим наши лучшие силы. Новая музыка (психоделический рок, «Роллинг Стоунз», кислотный фолк, «Грэйтфул Дэд») и новый стиль одежды (хиппи, ирокезы), казалось, сигнализировали о рождении «абсолютно новых» британцев, таких же живых и сильных, как мы. <…>
Еще в самом начале мы с Лэйнгом поклялись, что, если кто-нибудь из нас двоих сломается, будем друг другу тылом, как Кирк Дуглас и Берт Ланкастер в «Перестрелке в O.K.Коррал». Хотя этот «слом» и был основным условием для «преодоления», которое должно было наконец-то избавить от человеческих условностей.
Я был первым, кто вошел в Кингсли Холл. <…> Я сошел с ума и чувствовал себя великолепно. Я танцевал на огромном обеденном столе с наброшенным на плечи воображаемым тал и сом, пытаясь читать молитву на иврите, казавшуюся со стороны полной белибердой. А затем передо мной предстало видение, которого я так давно жаждал.
Я захохотал. Бог в железнодорожной (клянусь) форме посадил меня к Себе на колени и устроил мне строгую беседу. Он приказывал, чтобы я прекратил так безумно себя вести. Нельзя потакать своим желаниям. Вернись к своему писательству и живи нормально, как все люди, говорил Он.
Лэйнг, сидящий во главе стола, был обеспокоен моим поведением. Его обеспокоенность передалась остальным. Той ночью, когда я покинул Кингсли Холл, несколько докторов, посчитавших, что я могу покончить собой, сели в две машины и покатили к моей квартире, они ворвались ко мне и напали на меня и насильно вкололи мне ларгактил – успокоительное, обычно используемое в психиатрических больницах. Я был взбешен: побои и насильно введенное успокоительное были явным нарушением нашего соглашения. Теперь и санитары избивают их.
Не успел я сообразить, что нужно сопротивляться, как четыре здоровенных парня, и Лэйнг в их числе, обездвижили меня – подействовало лекарство. Последним, что я сказал, насколько я помню, было: «Ублюдки, вы не соображаете, что творите…»
Они заперли меня в комнатке наверху с балконом в тридцать футов. Я просто должен был сообразить, как мне сбежать от этой компашки благодетелей, не справившихся ни со своими нервами, ни со своей головой. По счастью, когда я работал волонтером в «Вилле 21», новаторском психиатрическом отделении Дэвида Купера в Шенли, я изучил некоторые уловки симуляции. Первое правило, которое я до тех пор игнорировал: не нервируйте своих докторов больше, чем есть.
Выбрав жизнь, а не смерть, я притворился, что вновь возвратился к покорной стае Лэйнга, что успокаивающе подействовало на истерию докторов, и когда они благополучно уснули, я сбежал и вернулся в свою квартиру. Многие месяцы потом я спал с бейсбольной битой в кровати [255] .
255
A Trip to the Far Side of Madness The Guardian. 2005. 3 December.
Некоторые
256
Berke J. Review of Zone of the Interior, by Clancy Sigal // Existential Analysis. 2007. Vol. 18. P. 378.
Надо признать, что Кингсли Холл действительно изрядно подпортил репутацию Лэйнга. По аналогии с его пациентами многие люди стали считать его сумасшедшим, ведь только сумасшедший может открыть двери психиатрической больницы. Доходило до парадоксального. В те годы «New Left Review» опубликовал статью за подписью «Р. Д. Лэйнг». Лэйнг, открыв журнал, обнаружил подписанную им статью, которой на самом деле он не писал. Он тут же позвонил в журнал и сообщил, что никакого отношения к этому материалу не имеет. Что примечательно, на другом конце провода он услышал: «Откуда Вы это знаете?» [257] . Многие думали, что он уже давно сошел с ума.
257
Mullan B. Mad to be Normal. P. 193.
«Политика переживания»
Идеи, которые Лэйнг развивает до середины 1960-х гг., лежат в русле предметной области психиатрии. Как проницательно отмечает Мартин Ховарт-Вилльямс, Лэйнг все еще говорит о психически больных людях, т. е. разделяет с традиционной психиатрией общий предмет, хотя и предлагает альтернативные пути исследования [258] . Содержание его работ вполне ортодоксально, пока отличается только форма. Однако начиная с 1964 г., после завершения сартрианских штудий, направленность его исследований меняется.
258
Howarth-Williams М. R. D. Laing: His Work and its Relevance for Sociology. P. 48–49.
В этот период Лэйнг не только коренным образом изменяет вектор своих поисков и формулирует новые идеи, но и переоценивает свое раннее творчество. Эти изменения становятся заметны поэтому не только в статьях и выступлениях, но и в предисловиях к переизданиям его старых работ. В сентябре 1964 г. в предисловии к «Разделенному Я» он пишет:
Психиатрия, да и некоторые психиатры, могли бы быть на стороне трансцендирования, подлинной свободы и подлинного развития человека. Но психиатрии так легко быть техникой промывания мозгов, управления поведением… Лоботомия и транквилизаторы… переносят решетки Бедлама и запертые двери внутрь пациента. Мне хочется подчеркнуть, что наше «нормальное», «привычное» состояние чаще всего есть отречение от экстаза, измена своим потенциальным возможностям [259] .
259
Laing R. D. Divided Self. Harmondsworth: Penguin, 1964. P. 12.
Такая ярая критичность была нехарактерна для его ранних экзистенциальных работ.
Как уже отмечалось, начиная с 1964 г. в статьях и выступлениях Лэйнг формулирует идеи, которые составят содержание «Политики переживания». Первой в этом ряду становится лекция, опубликованная в 1965 г. как «Насилие и любовь» в «Journal of Existentialism» [260] и как «Уничтожение невинных» в «Peace News» [261] . Эта лекция является связующим звеном между идеями Лэйнга периода «Здоровья, безумия и семьи» и периода «Политики переживания». В ней Лэйнг все еще говорит о семье, семейных ролях и семейном воспитании, использует идею отчуждения практики в процесс и развивает заинтересовавшую его после окончания работы над последней книгой тему мистификации. Однако здесь уже звучат новые нотки: весь материал вращается вокруг сквозной линии – отчуждения:
260
Laing R. D. Violence and Love // Journal of Existentialism. 1965. Vol. 5, № 20. P. 417–422.
261
Laing R. D. The Massacre of the Innocents // Peace News. 1965. № 1491.
В сердце каждого из нас обосновался другой, и каждый из нас называет этого другого собой. Человек, который не является собой ни для себя, ни для другого, точно так же, как другой не является собой ни для себя, ни для нас, будучи кем-то другим для кого-то другого, – этот человек не в состоянии узнать ни самого себя в другом, ни другого в себе. <…> Утрачивая самих себя и одновременно создавая иллюзию, что каждый из нас является автономным эго, мы вынуждены, заручившись внутренним согласием и совершив невероятное усилие, смириться с внешним принуждением [262] .
262
Лэйнг Р. Д. Феноменология переживания. С. 76.