Ронни. Автобиография
Шрифт:
Он надолго сдержал свое слово. Позднее я узнал, правда, что он снова полетел, но это произошло только после 2001-го. Его брат работал в Штатах, так что Билл полетел в Нью-Йорк, чтобы повидать его. Ему нужно было лететь назад 11 сентября. Ничего удивительного нет в том, что с тех пор ноги его не было на борту самолета.
Как бы то ни было, все остальные решили, что перелеты — это то, с чем нужно смириться, и что Билл просто устал от аэропланов: он покончил с ними, когда мы уже все были дома. Мы были убеждены, что через 18 месяцев, когда будет объявлен новое турне, он снова отправится в путь с нами. Никто из нас не верил, что он уходит из «Стоунз». Мы сыграли пару перенесенных ранее концертов на стадионе «Уэмбли» в конце европейского турне, и это стало последним появлением Билла на сцене вместе с нами.
28. Ирландия
В
Нас с Джо пригласили в поездку по Ирландии. Идея была в том, чтобы нам найти дом для съема, так что мы смогли бы платить меньше налогов. Мы в конце концов оказались в графстве Килдейр, недалеко от деревни под названием Клейн, в доме под названием «Сэндимаунт» («Песчаный Холм»). Его владельцем был Джонатан Ирвин, невероятный благотворитель и отец большой семьи. Мы быстро нашли общий язык, влюбились в его дом и решили купить его, проведя в нем всего одну ночь. Аплодисменты, «Steel Wheels»!
«Сэндимаунт» окружала славная местность с пышной растительностью и каналом, протекающим рядом, что напомнило мне о моих корнях. Я был дома. Единственным условием для меня было то, что дом переходил ко мне вместе с французской собакой, которая возила телегу — с бриаром по кличке Лерой. Мы остановились в отеле «Мойглар Мэнор» неподалеку на пару недель перед тем, как дело выгорело, и вскоре мы уже обосновывались в нашем новом доме.
В «Сэндимаунте» были пристройки, и мы сразу же приступили к работе над ними. Я превратил старый хлев в пивную, которую назвал «Яхта твоего отца», коровник — в студии звукозаписи и живописи, а другой амбар — в архив пленок и фильмов. Мы также построили прекрасный внутренний бассейн, гараж для машин и конюшню, на которой я мог позволить себе удовольствие заняться своим новым хобби — разведением скаковых лошадей.
Студия стала центром. В «Сэндимаунте» я теперь мог создавать музыку, какую я хотел, вдали от оков Лондона и студийных боссов. Он стал моим, и сегодня я по-прежнему считаю Ирландию местом своего освобождения, убежищем. Я обычно покупаю скульптурных или бронзовых львов, чтобы «усилить» сады. Моя первая пара спящих львов была приобретена у радушного, почти диккенсовского персонажа из Панчстауна. Он спросил меня: «Мистер Вуд, как вам нравятся люди в Ирландии?» Моим ответом было: «Плохих я еще не встречал». Он отреагировал: «Ну, если вы можете подождать полчасика — моя жена скоро вернется».
«Яхта твоего отца» стала предметом моего творческого интереса. Чтобы «окрестить» студию, которую для меня установил Эогэн (мой свояк), я организовал тест-сессию. Дэвид Боуи и его «Tin Machine» пришли на августовские «банковские» выходные, и мы записали «Stones in My Pathway» («Камни на моем пути») для трибьют-альбома Роберта Джонсона. Боуи дал мне книгу под названием «Жизнь на трезвую голову», которую я немедленно выставил на всеобщее обозрение в своём баре. Студия оказалась фантастической; мне нравится здесь чувство свободы в работе, и именно тогда я подумал, что настало время для того, чтобы сделать еще одну собственную пластинку. Я работал без роздыху семь месяцев, записывая то, что стало моим седьмым сольным альбомом «Slide On This» («Проскользни сюда»).
Мы хорошо повеселились, записывая «Slide On This». Я решил, что мне нужен звук шаров для снукера, когда по ним бьют, в качестве рисунка ударных, так что мы переместились к столу для снукера, установили там звукозаписывающее оборудование, и заставили Джимми Уайта ударять по шарам снова и снова, пока мы не получили нужный звук. Песня называлась «You Just Might Get to Like It» («Тебе это может понравиться»).
Ворота дома стали вращающейся дверью, и пока мы делали альбом, сюда заходили музыканты со всего земного шара. Скотти Мур, Диджей Фонтана, Джефф Бек, Саймон Кёрк, Дуг Уимбиш, Уэйн П. Шихи, Джо Эллиот из «Def Leppard», Эдж (который научил меня кое-чему в гитарных эффектах), Чак Ливелл (однажды ночью мы сделали 14 наложений с помощью двух ящиков «Шато Линч-Багес» 1985-го года), Чарли Уоттс, «Hothouse Flowers» и Бернард Фоулер. Это — тот человек, который вдохновляет меня больше всего, когда дело доходит
С тех пор, как я встретил его впервые в Японии, когда он работал с Миком, у него всегда были резервы для того, чтобы использовать свой опыт и адаптировать его ко всем возможным условиям. Бернард — он может делать это — так оно и есть — у него такой голос!..
Музыкальный хамелеон во мне просыпается, когда я сотрудничаю с кем-нибудь; теперь такие артисты, как «Stereophonics», «the Charlatans», Беверли Найт и Джек Уайт указывают мне самые разные музыкальные пути. Смешивать музыку для меня — обычное дело, так же, как я делал это во времена моих прошлых сотрудничеств с такими людьми, как Бо и Чак, Фредди, Альберт и Би-Би Кинги, Альберт Коллинз, Хьюберт Самлин, Бадди Гай, Марли, Тутс и Дилан. Изменять свой музыкальный цвет — это естественно, переключать стили — это моя вторая натура. Принимая вызов к дополнению стиля кого-то другого, я адаптируюсь так, как это позволяет мне моя связь со «Стоунз». Грубоватая игра на гитаре и блюзовые мелодии — это сердце всех моих влияний. С самого начала я выучился в музыке главной её силе: поиску общих корней — не важно, как сложна её структура, — и последующей пляске от них. Это можно применить ко всему на свете. Как только ты начинаешь чувствовать музыку — ты на полпути к победе, и неважно, с кем ты играешь.
Когда я купил дом, местное общество состояло менее чем из 400 человек, и они, конечно же, не привыкли к тому типу людей, которые затаривались ко мне на запись альбома. Это — типичная маленькая ирландская деревенька, и там есть 20 пивных (исключая мою) в радиусе полтора квадратных километра от моей входной двери. Там даже была пивная недалеко от меня в центре сортира, которую устроила эксцентричная старушка, цыплята которой бегали по бару. Бернард (который называет меня Попсом) — мой соуловый товарищ с дрэдами, известный как «Мой Густой» и как подпевщик «Стоунз», — приезжал к одной из пивных (обычно к «Dillon’s») на лошади, а местные глядели на него с удивлением: «Ни *** себе, это же чернокожий». Бернард стал среди них легендой. Когда мы записывали «Slide On This», он, я и наш звукорежиссер Иоэн находились в одной и той же комнате два месяца. Мы уже начинали немного сходить с ума — подцепили комнатную лихорадку. Мы решили сходить в такие места, как, например, «Бордель Лилли» в Дублине, чтобы смахнуть друг с друга паутину. После долгой ночи в возлияниях я отправился домой, оставив остальных двоих в ночных барах вроде «Reynards», который чуть лучше того, что называется «Розовый Слон» [40] Эогэн тоже решил исчезнуть, так что он посадил Бернарда в такси и рассказал шоферу дорогу назад в «Песчаный Холм». Две недели спустя мы втроем снова затарились в дублинские бары. Один местный парень уставился на Бернарда, и спустя час, когда он все еще глядел на него, Бернард поприветствовал этого мужика:
40
Ночной клуб в Челси, Манхэттен — прим. пер.
«Почему ты пялишься на меня?»
«А разве ты меня не помнишь?», — ответил местный.
«Вижу тебя впервые в жизни», — сказал Бернард.
В ту ночь оказалось, что за пару недель до этого Бернард заснул на заднем сиденье такси, машина сломалась, было вызвано другое такси, и двоим водителям пришлось перегрузить здоровенного малого с дрэдами из одного такси в другое. Водитель растерялся, поехал в полицейский участок и всё объяснил.
Коп сразу понял, в чем дело:
«Это Бернард Фоулер; он из дома Ронни Вуда».
Бернард проснулся ото сна, как только такси подъехало к воротам, в блаженном неведении.
Ирландское общество приняло меня от всего сердца, и до сих пор оно остается гостеприимным и радушным по отношению ко мне и моей семье. Эта прекрасная страна стала для меня тихой гаванью. Более чем однажды она позволяла мне сбежать от безумия «стоуновской» жизни и перезарядить свои батареи без лишнего беспокойства.
Чарли О’Нилл, радушный владелец местных земель, по-прежнему приезжает ко мне на своем «Харлее» со своим музыкальным сигналом. Ему, наверное, лет 70 — думаю, из-за ирландского воздуха здесь живут дольше и счастливее, что, кажется, отражается и на мне.