Рось квадратная, изначальная
Шрифт:
Спохватившись, Благуша с усилием отвёл взгляд. Так можно и до полуночи разглядывать, а ему что, делать больше нечего или подумать больше не о чем?
В безлюдной в данный момент лавке было хорошо – тихо, светло, покойно. Сквозь небольшие окошки под потолком проникали слабые, но ещё ласковые лучи тускнеющего Небесного Зерцала, снаружи негромко доносился скрип гружёных и пустых возов, снующих по дороге мимо – к Раздраю и от него. Где-то всё ещё деловито и напористо лаялись торгаши, но шум постепенно затихал, как затихает каждым вечером к концу торговли. По времени пора было трогаться в Светлую Горилку, в родительский дом, хвастаться успехом и более полно, чем здесь, предаваться заслуженному отдыху… но полученная весточка сразу изменила привычный уклад дел на вечер.
Благуша
Благуша с удовольствием потянулся в карман за томиком «Апофегм», чтобы узнать, что на этот счёт может сказать любимая книжица, но в этот момент тихо скрипнула дверь, и в лавке возник посетитель да не кто-нибудь, а…
– Здоров будь, Благуша, пёсий хвост.
Выжига, собственной персоной.
Благуша насмешливо прищурился.
Могучая фигура другана, замершая возле порога, выглядела какой-то непривычно поникшей, нерешительной, бледно-зелёные глаза его, обычно жёсткие, с хитринкой, понуро смотрели в пол, пышные усы под крупным носом поникли, словно трава от росы, и даже новый малиновый армяк бледнел и старел прямо на глазах. Казалось, ещё немного, и сами собой начнут появляться заплаты. За дни, прошедшие после памятной свадьбы, Выжига так ни разу и не подошёл к нему сам; Благуша же, проходя мимо по делам, запросто здоровался с ним как ни в чём не бывало. Чем ставил своего другана (не бывшего, никак не бывшего, только тот об этом ещё не знал, пусть помучается засранец, оторви и выбрось!) в тупик. И вот – гляди-ка! – решился-таки, бедолага, выяснить
Ничего, время у него ещё есть.
– И ты, Выжига, будь здоров, оторви и выбрось. Да ты проходи, проходи, в ногах, как известно, правды нет, а кривды навалом. – Благуша приглашающе похлопал по скамье рядом с собой. – С чем пожаловал?
Выжига смущённо кашлянул, шевельнул светлыми усами.
– Да ничего, постою я… А дело, значит, вот какое. Народ меня тут к тебе послал, выборным вроде как… Многие возжелали поставить тебя Паханом кона, ежели всем пообещаешь такую же прибыль, какую сам поимел…
– Понятно, на халяву и зверь бежит, – неожиданно для себя изрёк Благуша.
– Ага… Что-то в этом роде… Ну да дело не в этом, это – так, предлог к тебе заглянуть…
– Всегда хотят купить то, что имеется в одном экземпляре, оторви и выбрось, – добавил Благуша, словно какой-то анчутка дёрнул его за язык.
Выжига удивлённо умолк, сбившись с мысли.
– Жажда богатства усиливается по мере его роста… тьфу! Да ты не обращай внимания. Выжига, это я так. Мысли вслух. Так что ты хотел сказать?
Тот ещё немного молча потаращился на него, пытаясь уразуметь сказанное, потом нерешительно заговорил:
– Послушай, Благуша, друган, пёсий хвост, я понимаю, как сильно ты серчаешь на меня сейчас…
– Да ну?
Выжига поперхнулся и опять умолк.
Благуша долго-долго смотрел на него пронизывающим (как ему хотелось думать) взглядом, заставляя Выжигу чувствовать себя всё более неловко. Затем с грустной и снисходительной улыбкой изрёк:
– Иная у меня судьба, Выжига. Выпало счастье с Милкой тебе – так тому и быть. Как говорится, ежели мечты не сбываются, их следует уценить…
«Вот тебе и на, ещё и в стих заговорил», – с лёгким ошеломлением подумал Благуша. И неожиданно сообразил, что за напасть у него с языком приключилась. По своим торговым делам он знал лишь одну могучую неоспоримую истину, поведанную ему отцом: не важно, что вам говорят – вам говорят не всю правду, и не важно, о чём говорят – речь завсегда идёт о бабках. Но все эти дни он так часто заглядывал в сборник «Апофегм», чтобы внять очередной мудрости слова печатного, что в конце концов, к его глубочайшему изумлению, теперь вдруг обнаружилось, что книжицу ему уже открывать не обязательно – достаточно просто открыть свой рот, чтобы мудрёные изречения так и попёрли, теснясь и расталкивая друг дружку.
– Вот… О чём это я? – Благуша почесал затылок, при поминая, где сбился. – Ах да. Короче, что со мной может статься? Есть же ещё похер в похеровницах, никуда не делся. Да и приметил я себе уже другую зазнобу. Может, с ней повезёт больше…
Выжига прямо ожил от его слов, расцвёл, словно красна девица, – усы встали торчком, глаза засверкали, плечи расправились, и даже армяк, казалось, снова начал наливаться сочным цветом прокисшей малины.
– Благуша, друган! Пёсий хвост! Я так за тебя рад, что ты на меня не сердишься, я… – Голос Выжиги прервался, он аж прослезился от нахлынувших чувств.
– Ну полно, полно, – проворчал Благуша. Поднявшись со скамьи, он шагнул к Выжиге и благодушно похлопал его по плечу левой рукой – той, что не была занята книжицей. – Нечего нам делить. Забыто и быльём поросло. Лучше сделай для меня одно дело…
– Да всё, что угодно! – горячо выпалил Выжига.
– Всё, что угодно, мне не требуется, оторви и выбрось. А дело вот какое – мне тут приспичило отлучиться по делам, и я хочу попросить тебя об одолжении…
– Да я завсегда для тебя всё что хошь!
– Да погоди ты, дай договорить. Ежели к вечеру не вернусь, значит, меня не будет долго, может, несколько дней, оторви и выбрось, а то и декаду, и чтобы торговля не страдала, возьми на это время мою долю в свои руки, лады? За труды половину прибыли себе возьмёшь, лишь бы дело не стояло. А я тебе, оторви и выбрось, секрет открою, как на завтра торговлю вести…
– Да я и без всяких секретов, пёсий хвост!
– Без секретов не получится. – Благуша наставительно поднял палец. – Никогда с деньгами не бывает так хорошо, как плохо бывает без них. Знаешь, какой завтра домен появится?