Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
— Да дошло… — досадливо сказал Сбоев, — дошло. Ты всегда в эту сторону повернутым был.
— Таким и остаюсь. Не изменить уже меня. Как думаешь, какими бы по народонаселению ровно сто лет назад были?
— ???
— Вторыми! После Китая! А сейчас? То ли семнадцатыми, то ли восемнадцатыми. Как так получилось? Возьмем большевиков. Я бы знаешь за что их развесил по всем осинам, от Ленина до Карахана? Да потому что они, твари, за край шагнули. Сказали, будет по-нашему, иначе убивать будем. Посмотри, кто в ЧК сидел, в разных двойках-тройках? Много ли там русских? За большевиков — всякая шваль приблудная воевала! Прибалты, евреи, китайцы — из китайцев специальные полки были! Все они к нам на землю пришли, многие тут и остались, только что-то никто не говорит про интервенцию. Ленин знаешь чего заслуживает?
— Так уж туалет…
— Он самый — не меньше. А Сталина можно простить только за то, что он всех этих большевиков старых, всю эту политкаторжанскую мразь — всех, считай, извел. Частью они сами друг друга извели, перегрызлись, а частью — он к стенке. И правильно сделал. Только это уже не важно. А важно то, что мало нас осталось. И все равно — так друг другу норовим в глотки вцепиться. Ты за что тому мужику в морду дал, а?
— Да, но мразь ведь! Е… твою мать, Вась, а как же справедливость?! Вот как без справедливости, а?
— А ты думаешь, большевики за что убивали? За справедливость они убивали. Ведь не так-то просто — вот взять и расстрелять человека. А тут тысячами расстреливали. Грех на душу брали, но расстреливали. Потому что в идею верили, а в Бога нет. Вот и дорасстреливались… до того, что бандитов ловим в Удмуртии да в Татарстане. Судят не по тому, что хотели, а по тому, что вышло, понял?
Капитан упрямо качнул головой.
— Неправильно так.
— Но так есть.
— Слушай, но как так? Вот мы с душней сражаемся, в командировках себя гробим. А эта тварь отсиживается в сторонке, сытенькая, что тогда, что сейчас…
— У тебя дети есть?
Капитан выпучил глаза.
— Ты чего спрашиваешь?
— Для дела. Так что?
— Сын есть.
— А у меня вообще никого нет… наверное. Не получилось как-то. Волки мы. Не родились такими, но такими стали. Я вот думаю иногда — ну, будет у меня, и чему я сына своего научу? Как людей убивать? А ведь только это по большому счету и умеем, так? Людей — убивать. А вот у мужика того — пятеро. И у другого — трое. Вот уже восемь. Восемь русских, при том, что каждый сейчас на счету. Так кто из нас правее, а? Кто из нас больше Родину любит?
Капитан помолчал, переваривая сказанное.
— И все равно ты не прав, Вась. Как можно с мразью мириться, а? Ну вот как? Это ведь зараза настоящая, для всего народа.
— Мразь разная бывает. Вот те, кто горло режет под вой муллы с минарета, — это мразь. Те, кто под радужными знаменами парадирует, наверное, тоже мразь, просто тошнит от таких.
— А это — не мразь? Буржуи настоящие.
— Ага. Ты про классовый подход на Кавказе расскажи, хорошо? Если кто слушать будет. Вот ты крестьянин, бедный, всего два раба, и то не купил на базаре, а родственник пригнал солдатиков, девать больше некуда было. А вон там у амира дом стоит в четыре кирпича стена, рабы построили, вот он… эксплуататор. И надо ему идти на штурм этого дома, освобождать рабов и жить по справедливости. Нормально?
— Да не… не знаю я, что сказать, Вась, но все равно он — мразь.
— Он отец пятерых детей. И русский. И человек, который хоть какую-то оборону организовал, людей под себя собрал. Пусть за свое, не за общее, но сражаться он будет. И хорошо сражаться. Мы еще не въехали… не ты один, многие не въехали. На пороге — Орда. И когда придут — резать всех одинаково будут, что угнетателей, что угнетенных — им по барабану. Им мы все неверные, до последнего человека…
— Ладно… — сказал Сбоев, — ты как хочешь… но я все равно… как жил, так и буду жить.
— Твое дело. Одно прошу, как брата прошу — беспредел не твори, ладно? Ты меня знаешь, я в стороне стоять и смотреть не буду, хоть ты какой там командир.
— Лады.
Информация к размышлению
Это стихи осетинского поэта Шамиля Джикаева в переводе на русский язык. Этот пожилой уже человек боролся с терроризмом как мог и как умел — своими стихами. Написал он их под впечатлением от жуткой сцены: около памятника жертвам захвата школы № 1 в Беслане остановился чеченский автобус, в нем были ехавшие на хадж молодые чеченцы. Чеченцы вышли и помочились на памятник убитым террористами детям. А потом поехали дальше.
За эти стихи Шамилю Джикаеву 27 мая 2011 года отрезали голову. Но дело его живо.
Ночь на 13 сентября 2020 года
Казань, вилайет Идель-Урал
Дом правительства
В Доме правительства в этот вечер тоже было неспокойно. После месяцев бандитской, лихой вольницы решалась судьба страны. Судьба новообразованного государства…
Первым выступил Валиулла Идрисов, бывший министр сельского хозяйства в другой, мирной жизни. И.о. председателя правительства страны, которая была признана лишь третью государств мира, США, например, признавать категорически отказались. Доклад его был коротким и страшным. Промышленное производство за время независимости сократилось в одиннадцать раз, фактически осталась переработка нефти в бензин да полукустарная примитивщина. Остальное стоит практически все, даже пищевка, надвигается голод. Зерновые, а год был хорошим, богатым, отсеяться кое-как успели, до того, как свистопляска началась, убраны примерно на четверть, учитывая ситуацию с обеспечением горючим; даже если принять чрезвычайные меры, убрать удастся не более чем половину, остальное уйдет под снег. Жнут серпами, начали делать самодельные молотилки и мельницы. Продуктивный скот, в том числе тот, который был закуплен за валюту с целью повышения продуктивности молочного стада, просто-напросто вырезается. Все просто — ночью к ферме подъезжает банда, у сторожа в лучшем случае карабин или ружье против двух десятков автоматов. Убили корову или двух, в машину и вперед — так банды решают вопрос собственного пропитания. В некоторых местах селяне начинают создавать отряды самообороны против банд, охраняют коровники. В Зеленодольском районе в одном из новых коровников банда, подъехав за мясом, наткнулась на винтовочный и автоматный огонь, бой шел до утра, на следующий день населенный пункт обстреляли из минометов — месть за погибших. В городе разграбили все что можно, торговля практически встала, никто не будет торговать там, где отнимают бесплатно. Учебный год не начался, платить зарплату нечем, даже милиции. Зато везде открываются медресе, непонятно на какие деньги. Зимой будет настоящая катастрофа, потому что отопительный сезон не начнется и город просто вымерзнет, как блокадный Ленинград.
За столом сидели восемнадцать человек. Несколько министров. Несколько бизнеров, которые еще остались в республике, при переделе за бесценок хапнули современные производственные комплексы (продавали за десятую часть цены, чтобы выручить хоть что-то) и теперь вынуждены были держаться за них. Просто авторитетные люди, в том числе священнослужители…
Закончил все это премьер одним коротким предложением. Предложил послать делегацию в Москву и договариваться.
После выступления премьера наступило тяжелое молчание.
— Валиулла прав, — сказал Шамиль Ильясов, мелкий, но жесткий и хваткий бизнер, теперь мэр Нефтекамска и владелец химпроизводства, в мирное время построенного за пять миллиардов долларов, — надо договариваться.
— Ага, будут они с тобой договариваться… — сказал Зарипов, тоже бизнер, вроде как мэр Казани, — там же и поставят к стеночке.
— Тебя, может, и поставят… — огрызнулся Ильясов.
— Нефтянку сразу отдашь или потом?
— А вот хрен! — зло огрызнулся Ильясов. — Только с руками заберут!