Россия будущего: Альтушка по талону каждому гражданину
Шрифт:
— За что же их лишать жизни? Они такие же как и мы, рабы божии, — проговорил слепец, настаивая на своем.
— Они гниды, клещи, паразиты, которые прижились, которые противны мне! — громко проговорила женщина. — Я не понимаю, зачем вы их защищаете.
— Огонь в них праведный, а вот в тебе нет огня, одно лишь говнецо плещется, — проговорил Алексий с усмешкой.
— Слышь, святоша, они опасны, так хули ты их защищаешь? — пробормотал кто-то по наглому.
— Я и Тамару защищал, которая тебе обещала всунуть в зад туфлю со шпилькой.
— Что толку от козырей если карты не крапленые, Алексей, ты нас за фуфлыжников то не держи, если есть что, так выкладывай свои карты.
— Что мне объясняться, если ты путаешь вкусное с гнилым? Мне нечего тебе объяснять, — проговорил слепец.
— Уважаемый Алексий. Я прошу. Вас объясниться, — донёсся спокойный голос из угла комнаты, скрываясь в полной тьме. — Вы знаете, что Иннокентий опасен, и Ауф еще хуже.
— Да он просто счастливчик, отмычка на минном поле! — возмутился один из сидящих за круглым столом.
— Алексий. Я жду, вашего ответа, — вновь проговорил чей-то вежливый голос из тьмы.
— Хм, ну смотрите, обсуждать нелепость четырех карт козырной масти и требовать их пустить в расход глупо. Они не должны лежать в колоде, а должны действовать, — усмехнулся слепец Алексий. — Уважаемые господа, мы как всегда на грани и у нас есть великий инструмент, ювелирный, который может исправить нашу ситуацию на грани войны и мира. Россия как всегда не готова к большому кровопролитию, а дыхание новой войны чувствуем мы все с каждым днем всё отчетливее.
— Чувствуем, пахнет поножовщиной, — усмехнулась единственная женщина за столом. — Но что мы можем сделать?
— Меня не волнует что мы можем, Россия должна успеть стать готовой, — проговорил из тьмы мужчина. — Любой ценой, рискуем козырями, может поймем, есть ли на колоде крап или же можно сыграть в честную игру.
— Но рискуем мы лишь инструментом, а они жизнями. Так козыри легко уйдут в расход, — грустно проговорил святой в черной, немного грязной рясе. — И чем мы отплатим инструменту…
— Бабла им хватит на всю жизнь, — проговорила женщина.
— Лучших баб, — бросил один из мужчин.
— Деньги — говно, бабы предают, — проговорил один из мужчин. — Уважение лучшая оплата.
— Популярность? — несмело произнес кто-то наигранным голосом.
— Что вы несете? — рассмеялся слепец Алексий. — Вы себя то слышите? Убогие.
Заголосили, возмущаясь, сидящие за круглым столом, но вдруг проговорил тот, что из тьмы, тихим, властным голосом.
— Свободой, будем им платить свободой, которой нет у нас самих.
— Хорошая плата, — усмехнулся святой слепец Алексей, духовник Тамары. — Но сможешь ли ты им это дать?
— Мое слово нерушимо, —
— Да будет так, — грустно проговорил слепец. — Я уговорю наш инструмент, но помните, оплату гарантируете вы.
Конец интерлюдии.
Сбылась мечта идиота, я попал в Европу. И то, что я увидел, уверило меня лишь в одной мысли.
Огонь, лишь бушующее святое пламя может принести чистоту этому миру, погрязшему во лжи, в мерзости. Грязь была невыносима, я брел словно по шею в зловонной жиже, чувствуя, что вот-вот захлебнусь.
От мыслей о той мерзости, что творится вокруг, меня невыносимо тошнило, но нам в этом мире приходится жить.
Другого мира у нас нет. Я шел по грязной, вонючей улице Парижа в спортивном костюме, с татуировкой на голове в виде штрих кода, нечитаемый, не меченный.
Проклятый всеми богами.
Простой русский Кгбэшник, у которого нет свободы выбора, идти или не идти на задание.
Париж в первую очередь изменился своим населением, каждый второй сделал себе по десять пластических операций, каждый пятый улучшенный человек, а если по простому мутант с начинкой из чипов или с видимыми внедрениями каких-то лишних мышц, которые были словно обязательно виды окружающим, обтянутые штанами шланги даже меня пугали.
Здесь было свое понимание о красоте, природная красота особо не ценилась. Тремя сиськами никого не удивишь, любая любовь законна и любой наркотик легален в Париже, от которого осталась лишь жалкая, омерзительная тень.
Или, если точнее, это разлагающийся труп былого Парижа.
Но кое-что не изменилось.
Даже через века я русский, и я им враг.
Рядом со мной шел такой же простой мужчина как и я, из небольшого городка. Но которого все устраивало и жутко веселила моя реакция.
Ну да, Иннокентия сложно назвать простым в его-то розовой шубе, но мы в Париже, его улочки видели и не такое.
Было ли нам страшно на подводной лодке нестись по морям в сторону Парижа? Трястись по поездам, засыпая среди обгаженных полуграмотных Индийцев и чуя, что нас ищут с собаками, у которых стальной череп. Нет, не страшно.
Страшно было ехать через Германию, которые вспомнили о нацизме, где за направленный не на того человека взгляд можно было поплатиться порванной толстой кишкой в лучшем случае.
Мы два Эспера, два гребаных сверхчеловека, за поимку которых могли дать… много чего дать, и даже денег.
Мы неделю дурили головы всем, таможне, полицаям, разведке в евро-стране, и вот добрались до богом забытой бывшей столицы Франции. Которая сильно пострадала в следствии взрывов атомных станций и небольших потрясений в виде революций. Из-за чего только тут не было революций, одна из последних за права животных заниматься сексом с теми, с кем они хотят этим заниматься.