Россия и Англия в Средней Азии
Шрифт:
Опасения за свою участь казались Абдуррахман-хану тем основательнее, что Шир-Али, во-первых, не принял бежавшего к нему Катты-Тюря, старшего сына бухарского эмира и, следовательно, мог рассчитывать на подобную же услугу, а во-вторых, обещал бухарцам помощь Англичан оружием и деньгами.
Все это заставило Абдуррахмана просить генерал-губернатора уже о том только, чтобы мы как-нибудь выручили его из Бухары, где он и его авганцы жили под строгим надзором и во всем нуждались. «Вам известно, писал принц, что наша страна поддалась покровительству англичан. Я же возложил надежду на вас, потому что мне очень хорошо известно, что владения Белого Царя гораздо обширнее немецких, французских и английских, вместе взятых. Прибыв чрез Визири в Мешед и узнав там, что Иран (Персия) подчинился покровительству Белого Царя, я отправился через туркменскую степь рода Текке в Ургенч (Хиву), с целью
Тогда генерал-губернатор решился, наконец, отвечать хану и, в письме от 7 февраля 1870 г., обещал ему радушный прием, но предупредил, что надежды его на материальную помощь для осуществления видов его, относительно Авганистана, останутся тщетными. «Настоящий правитель Авганистана, пояснил генерал-губернатор, признан законным владетелем этого края дружественною с нами державою — Англиею, и до тех пор, пока он не нарушит мир и спокойствие на границе с Бухарою, я не имею основания видеть в нем нашего врага».
Абдуррахман-хан, не дождавшись этого письма, вышел из Бухары. 13 февраля 1870 г. он уже прибыл в Самарканд со свитою в 221 человек {58}. Генерал-губернатор разрешил ему прибыть на свидание в Ташкент. Здесь Абдуррахман заявил новая желания: 1) получить от нас 3000 ружей и 7 пушек, хотя бы из числа отбитых нами у бухарцев; 2) сформировать отряд из авганцев и персиян, вышедших в разное время из Бухары; 3) получить разрешение от эмира поселиться не надолго в Керки или Ширабаде, чтоб оттуда разослать прокламации к своим приверженцам в Авганистане и 4) не распускать своей свиты, чтобы не обратить воинов в лавочников, как это было сделано с партизанами Искандер-хана. Абдуррахман доказывал, что о сношениях его с друзьями все равно известно эмиру Шир-Али, а если тот и перехватит какое-нибудь письмо, то ведь ничего нового не узнает, так как брань ему давно не новость. Да наконец не друг же он России, чтобы его щадить. На все эти доводы генерал-губернатор снова повторил ему, что в дела его с Шир-Али-ханом он не вмешается и ни деньгами, ни оружием содействовать ему не будет и что сношения его с своими приверженцами в Авганистане будут нам неприятны. Только по вопросу о свите Абдуррахману предоставлено было право оставить ее при себе в Самарканде на том содержании, которое будет ему назначено {59}. Такая постановка дела совершенно отвечала видам центрального правительства. Директор Азиятского Департамента т. с. Стремоухов сообщал например (от 16 мая), что Абдуррахмана лучше было бы даже выслать внутрь России во избежание всяких затруднений. «После дружественного обмена мыслей, происходившего по поводу средне-азиатских дел с английским кабинетом, правительство наше старается устранять все то, что, не представляя существенной пользы для нас, может служить поводом к возбуждению недоверия», писал г. Стремоухов.
Для устранения каких-либо недоразумений, возникающих обыкновенно вследствие ложных слухов, сопровождающих всякое событие, генерал-губернатор уведомил кабульского эмира (письмом от 10 марта 1870 г.) о прибытии Абдуррахман-хана и оказанном ему гостеприимстве. Это был кстати прекрасный случай познакомить эмира с принятою нашим правительством системою действий.
«Владения Белого Царя в Туркестане писал генерал-губернатор, и земли ныне вам подчиненные, не имеют общей границы, — нас разделяет бухарское ханство, правитель которого эмир Сеид-Музаффар, заключив мир с Россиею, состоит в дружбе и под покровительством Великого Императора Всероссийского. Поэтому между нами не может быть никаких столкновений и недоразумений, и мы, хотя и дальние соседи, можем и должны жить в мире и согласии. Я не намерен вмешиваться во внутренния дела Авганистана, как потому, что вы состоите под покровительством английского правительства, которое, как вам вероятно известно, находится в дружбе и согласии с правительством Белого Царя, так и потому, что не вижу, с вашей стороны; никакого вмешательства в дела бухарские. Авганистан и Бухара не должны иметь ничего общего между собою и каждое из этих ханств должно жить своею собственною жизнью, не заботясь о том, что делается у соседа».
Письмо это также совпало, даже и по времени, с мнением князя-канцлера, выраженным 18 марта в письме к генерал-губернатору. Канцлер писал, что в виду заметного переворота в общественном мнении, совершившегося в последнее время, благодаря откровенному обмену мыслей между министерством и лондонским кабинетом — нам необходимо принять меры к устранению также и в Средней Азии всяких ложных слухов. Барон Бруннов, наш посланник при сен-джемском кабинете, находил, однакоже, (депеша 18-го
Между тем сближение Шир-Али-хана с англичанами произвело на его подданных не вполне ему благоприятное впечатление. Стремление ослабить влияние сердарей, правителей провинций, изъятие из их ведения войск и источников финансов, — также увеличивало число недовольных. На свидании в Умбале, как известно по сообщениям из Авганистана, условлено было: 1) что Шир-Али-хан вышлет в Ост-Индию несколько наиболее влиятельных и наименее расположенных к Англии лиц, 2) что он запретит своему народу носить оружие, которое и отберет, 3) что он устроит регулярную армию в 40,000 человек, которых и разместит в Балхе и Герате, для противодействия России и Персии, 4) что жалованье будет выдаваться только одним регулярным войскам и 5) что вместе с ним въедет в Кабул и английский поверенный.
Англичане, с своей стороны, обещались: 1) выдавать ему ежегодно 12 лак рупий, {60} 2) содержать на свой счет 15,000 войска, расположенного в Кабуле и Балхе, по рассчету: пехотному солдату 10 рупий, а конному 30 рупий в месяц, 3) прислать своих офицеров для обучения авганского войска, 4) прислать также своих оружейников и литейщиков и 5) прислать для войска эмира 12,000 ружей и 10 орудий.
Почти все эти условия были выполнены в действительности, так что нет основания не верить существованию остальных. Шир-Али-хан начал с обезоружения своих подданных: он объявил запрещение носить оружие и приказал сдавать его в казну за соответственное вознаграждение, какое будет назначено. Мера эта возбудила такое неудовольствие и сопротивление, что эмир от нее наконец отказался. Арестование же некоторых влиятельных авганцев и высылка их в Ост-Индию, прекращение выдачи жалованья коннице, а главное, набор солдат в новую армию до того усилили волнение умов, что во многих провинциях Авганистана вспыхнуло открытое восстание.
«От мала до велика все видят, что Англичане хотят, при посредстве Шир-Али хана, взять с нас цену пролитой нами английской крови», писали родственники Абдуррахмана. {61}
«Большинство начальников авганских, писал русский уполномоченный в Тегеране (депеша от 18 марта 1870 г.) отказали доставить требуемых солдат, объявив, что они не хотят служить своим смертельным врагам – англичанам».
Восстание 1870 года охватило роды: Гильзей, Сулейман-Хиль, Кюнстанлык, Андари, Тухи и Тереги. Инсуррекция насчитывала уже с самого начала до 50,000 человек, и потому неудивительно, что войска Шир-Али потерпели, неудачу потеряв, в первых же стычках, до 1,200 убитыми и 4 орудия. Тем не менее восстание было под конец подавлено.
В конце августа 1870 г. получен был ответ эмира Шир-Али-хана, который между прочим писал:
«Когда я получил от вас такие обещания, что русское правительство ни тайно, ни явно, посредством войска, не будет вмешиваться в авганские дела и что враги Авганистана не получат от вас помощи — я безмерно тому обрадовался». Затем эмир сообщил, что по получении письма генерал-губернатора, он советовался с Ост-Индским вице-королем и приказал всем пограничным начальникам не вмешиваться в дела соседей, не беспокоить их и не пропускать за границу вооруженных партий. “Все вышеизложенное, добавил эмир, определено не одним мною, а по совещанию с представителем английского правительства — наместником Индии, который очень хорошо понимает дружеские отношения, существующая между его правительством и Русским Царем. Из разговора с ним я вполне убедился в дружбе двух правительств и теперь уверен, что в моем государстве водворится спокойствие».
Таким образом, цель генерал-губернатора была достигнута: наша политическая программа уяснена как Ост-Индскому, так и кабульскому правительствам, заслужив полное их одобрение.
Такого же одобрения удостоилась она и со стороны великобританского кабинета. Товарищ министра иностранных дел, отношением от 29 июля 1870 года, уведомил генерал-губернатора, что копия письма его к Шир-Али-хану была сообщена нашему поверенному в делах в Лондоне и что «Великобританское правительство, до сведения которого поверенный в делах довел о содержании означенного письма, поручило своему послу при Высочайшем Дворе выразить Императорскому правительству признательность за высказанную вполне дружескую расположенность России, относительно Англии».