Россия и Европа
Шрифт:
Мы видели, что только России может принести обладание Константинополем действительную, положительную пользу, но это справедливо только по отношению к европейским государствам; всем же тем народам, которые живут в прилежащей к Черному морю части Турции, равно как и по всему бассейну нижнего и верхнего Дуная,- Константинополь представляет многие из тех выгод, которые может извлечь из него Россия. Поэтому невключение Босфорской столицы в непосредственный состав Русского государства требуется не только частными интересами этого последнего, но и самою справедливостью. Наконец, предложенное решение судьбы Константинополя, в сущности, более всего соответствует и истинным видам на него греков. Он дорог им как символ величия их предков; но, будучи отдан в их полное и исключительное владение, он, разжалованный в столицу незначительного государства, или потерял бы свое всемирное историческое значение, или раздавил бы само это государство под тяжестью этого значения, как здание, раздавливающее свой фундамент, несоразмерный с его
Итак, с какой бы стороны мы ни подступали к делу, всеславянская федерация, с Россией во главе, со столицею в Царьграде - вот единственно разумное, осмысленное решение великой исторической задачи, получившей в последнее время название восточного вопроса. Всмотримся же, насколько возможно, в самые существенные, в самые крупные черты этой федерации. Из фактов всемирно-исторического опыта, расположенных сообразно требованиям естественной системы, мы, между прочим, вывели (см. гл. V), что, дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, были политически независимы, и что цивилизация культурного типа тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразные этнографические элементы, его составляющие, не поглощены одним политическим целым; на этих основаниях и полагали мы, что почвою для развития славянской культуры должна быть федерация независимых славянских народов. В другом месте нашей статьи (см. гл. X) мы выразили и старались доказать ту мысль, что тесность политической связи, долженствующей соединять родственные между собою народности, определяется не только степенью их родства, но еще и степенью той опасности, силою того давления, которому эти народности подвержены извне, обороною от которого и должна именно служить объединяющая их политическая форма сожительства. Неумение сообразовать степень федеративной связи с этими внешними обстоятельствами может легко послужить причиною гибели народной самостоятельности, как это и случилось с Грецией в македонские и римские времена.
Положение славян лицом к лицу с враждебным им Западом есть та причина, которая заставляет желать для них весьма тесной федеративной связи под политическим водительством и гегемонией России, на что Россия имеет законнейшие права, как по сравнительным силам своим с прочими членами славянской семьи, так и по ее многовековым опытом доказанной политической самостоятельности. Несмотря на частые уклонения России от здравого политического пути, особенно в последнее послеекатерининское время, все-таки она, и только одна она, между всеми славянскими государствами, сумела, при самых неблагоприятных обстоятельствах, не только сохранить свою самостоятельность, но объединить почти весь русский народ и образовать могущественнейшее в мире государство.
Но для политической крепости Всеславянского союза недостаточно еще бесспорного предоставления в нем России гегемонического преобладания; сами второстепенные группы или члены союза должны представлять во внутреннем своем устройстве также достаточное ручательство силы и единства. Дробление, к которому так склонны преимущественно австрийские славяне, долго жившие под воздействием принципа Divide et impera[13]*, не должно переходить границ больших лингвистических и этнографических групп, на которые они делятся. Деление по мелким племенным оттенкам, в каждый из которых легко вселить притязание на политическую самостоятельность, имело бы то существенное неудобство, что такие мелкие единицы имели бы весьма мало побудительных причин участвовать всеми своими силами в тех тягостях, которые налагаются великою политическою ролью.
Участие мелкого члена большого государственного союза во внешних делах сравнительно так ничтожно, что приходящаяся на него доля успеха совершенно исчезает в славе, приобретаемой преобладающим членом союза, а доля неудачи - в падающих исключительно на него стыде и ответственности; между тем как, в сущности, материальное бремя, ложащееся на население мелкого государства, при справедливом распределении тягостей, совершенно одинаково с тем, которое приходится нести подданным могущественного главы союза. Это материальное бремя не только не получает нравственного вознаграждения славою и влиянием, но ничтожность доставляемого им контингента служит даже обыкновенно предметом глумлений и насмешек над разными Рейсами и Липпе[14]. Посему мелкие члены союза, мало интересуясь общими внешними делами его, по возможности уклоняются от союзных обязанностей, несут их только формально, и в конечном результате все бремя войн и вообще ведения внешних дел союза падает почти исключительно на могущественнейшего его члена. Примером сему может служить бывшая Германская империя. В ней вся тяжесть обороны падала на австрийские наследственные земли. Напротив того, государства средней величины, которые хотя и не могут оспаривать первенствующего влияния у главы союза и обращать его гегемонию в систему пагубного дуализма, как в бывшем Германском союзе, имеют, однако же, достаточное
Мелкие государства представляют, правда, меньше противодействия объединительным замыслам главы союза, скорее подчиняются ей, сохраняя даже во внутренних делах одну лишь форму независимости. Пруссия, например, конечно, менее может ожидать противодействия со стороны Брауншвейга или Ольденбурга, чем со стороны Саксонии, но, с нашей точки зрения, это не выгода и не преимущество, а, напротив того,- вред и недостаток, ибо для величия и культурного значения семьи славянских народов нужно, чтоб образ славянского мира представлялся не в виде слияния славянских ручьев с русским морем, по выражению Пушкина, а в виде обширного океана с самобытными, хотя соединенными и соподчиненными частями, т. е. морями и глубокими заливами. Нужно не поглощение славян Россией, а объединение всех славянских народов общею идеей Всеславянства как в политическом, так и в культурном отношении, и в первом главнейше и преимущественно для возможности осуществления последнего.
Посему думаем мы, что только большие этнографические и лингвистические группы, на которые разделяется славянский мир, могут составлять те политические единицы, совершенно независимые во внутренних своих делах, которые должны войти как самостоятельные целые в общеславянский союз.
Приверженцы самостоятельности всякого мелкого этнографического оттенка возражают против этого, что таким образом приносятся в жертву некоторых более честолюбивых народностей, как, например, чехов и сербов, другие народности, более скромные, и выставляют также на вид трудно примиримые исторические соперничества, существующие между некоторыми племенами, которые попеременно играли в отношении друг к другу преобладающую роль. Возражение это имело бы действительно силу, если бы вопрос заключался в образовании вполне самодержавных, верховных славянских политических единиц, не соединенных между собой никакою определенною связью, на развалинах нынешних Турции и Австрии. Тогда, действительно, имело бы место какое-нибудь специальное сербское честолюбие, которое стремилось бы для своего усиления не только преобладать над словенцами и хорватами, как мадьяры над немадьярскими элементами Венгрии, но даже включить как подчиненную народность в состав своего государства этнографически вполне самостоятельных болгар. Но всякое не только специально чешское или специально сербское честолюбие, но даже и специально русское честолюбие должно, при тесной федерации славянских народов, поглотиться одним - всеславянским честолюбием. При таком устройстве политической судьбы славянского мира нужно только, чтобы второстепенные члены союза были достаточно сильны, чтобы охранять свою внутреннюю самостоятельность, чтобы не расплываться в ничтожестве крайнего раздробления, чтобы иметь сознание своего деятельного влияния в общем ходе союзных дел. Что касается до внутренних распорядков каждого из непосредственных членов союза, то ничто не препятствует предоставить их составным частям всю желаемую степень административной децентрализации и областной самобытности.
Таким образом, соответственно главным этнографическим группам, на которые разделяются как славянский мир, так и племена, принадлежащие к нему по месту своего жительства, а большею частью также по своим действительным, ненапускным нравственным тяготениям,- Всеславянский союз должен бы состоять из следующих государств:
Русской империи с присоединением к ней всей Галиции и Угорской Руси.
Королевства Чехо-Мораво-Словакского, состоящего, кроме собственной Чехии, из Моравии и северо-западной Венгрии, населенной исключительно или преимущественно словаками, приблизительно с 9 000 000 жителей и 1800 кв. миль пространства.
Королевства Сербо-Хорвато-Словенского, состоящего из княжества Сербского, Черногории, Боснии, Герцеговины, Старой Сербии, северной Албании, Сербского воеводства и Баната, Хорватии, Славонии, Далмации, Военной Границы, герцогства Крайны, Герца, Градиски, Истрии, Триэстского округа, двух третей Каринтии и одной пятой Штирии по Драву,- с населением приблизительно в 8 000 000 на 4500 кв. милях пространства.
Королевства Булгарского с Булгарией, большею частью Румилии и Македонии с 6 000 000 или 7 000 000 жителей и с лишком 3000 кв. миль.
Королевства Румынского с Валахией, Молдавией, частью Буковины, половиною Трансильвании, приблизительно по реку Марош, и с населенною преимущественно молдаванами западною окраиною Бессарабии, взамен которой Россия должна бы получить отошедшую от нее часть южной Бессарабии с Дунайской дельтою и полуостров Добруджу. Это составило бы около 7 000 000 населения и более 3000 кв. миль.
Королевства Эллинского, с присоединением к нынешнему его составу Фессалии, Эпира, юго-западной части Македонии, всех островов Архипелага, Родоса, Крита, Кипра и малоазийского побережья Эгейского моря, приблизительно с 2800 или 3000 кв. миль и с населением с лишком в 4 000 000 жителей.