Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну
Шрифт:
Обратимся к мнению Тарле: «Конечно, для капиталистических классов всех стран, особенно всех великих держав, был элемент риска; математически непререкаемой надежды на по беду не было ни у кого»…
Тарле неправ в корне. Что касается Соединенных Штатов (и только их!), то они имели нечто большее, чем надежды. Риск для них был сведен к нулю, зато победа рассчитывалась с математически непререкаемой точностью.
Заранее не приходилось сомневаться, что в случае войны Германия Антанту будет бить. И что США начнут поддерживать Антанту вначале «по факту». А вот когда Германия Антанту
Тарле не понял сути даже после окончания войны, а вот хитрая, но проницательная лиса Талейран, понаблюдав в свое время за Америкой вблизи, дал точный прогноз будущего за сто двадцать лет до действительных событий. Он предупреждал: «На Америку Европа должна смотреть всегда открытыми глазами и не давать никакого предлога для обвинений или репрессий. Америка усиливается с каждым днем. Она превратится в огромную силу, и придет момент, когда перед лицом Европы, сообщение с которой станет более легким в результате новых открытий, она пожелает сказать свое слово в отношении наших дел и наложить на них свою руку… В тот день, когда Америка придет в Европу, мир и безопасность будут из нее надолго изгнаны».
Именно так всё и произошло, но всё это нужно было ещё хорошенько подготовить. Ведь приходилось иметь дело не с оловянными солдатиками, а с судьбами доброго полумиллиарда живых людей.
И нужно было обязательно изолировать Германию от России и одновременно не дать Германии мириться с Англией. В этой двуединой задаче враги европейского мира преуспели вполне. Было их немало, но есть среди них одна по-особому загадочная фигура. Тайны долгой подготовки войны проявились в ней так отчетливо, что по сути перестали быть тайнами. Случай этот настолько уникален, что на нем нужно остановиться отдельно.
Я имею в виду, читатель, наиболее, по определению первого издания Большой советской энциклопедии 1930 года, крупного представителя закулисной дипломатии в эпоху Вильгельма II барона Фридриха Августа фон Гольштейна. Это имя почти незнакомо современной советской историографии и из после дующих изданий БСЭ «выпало» (что удивительно и загадочно само по себе). О Голыптейне упоминает академик Хвостов в на писанном им в начале шестидесятых годов втором томе «Истории дипломатии», но и он подлинное значение таинственного барона не обозначил. Впрочем, современные западные историки тоже почему-то историю барона из вида упускают.
Гольштейн родился в год смерти Пушкина — в 1837. Начинал он как ближайший сотрудник Бисмарка, а значительно поз же активно содействовал его отставке. В двадцать три года Голь-штейн приехал в Петербург на должность младшего атташе при после Бисмарке. В тридцать семь лет он был вторым секретарем посольства в Париже и стал известен благодаря показаниям на процессе 1874 года по делу своего бывшего шефа — посла Германии во Франции графа Г. Арнима, соперника и противника Бисмарка. Говорили, что Гольштейну, выполняя задания Бисмарка, приходилось даже собирать пыль под диваном в приемной посольства, чтобы подслушивать беседы фон Арнима.
С 1880 года барон, остававшийся всю жизнь
Таким же был и Гольштейн. Он наотрез отказывался от всех повышений и до ухода от дел в 1906 году формально оставался все тем же скромным советником, а на деле — заправлял всей внешней политикой.
Бисмарк получил отставку от нового кайзера, молодого Вильгельма II, весной 1890 года, и уже тогда роль Гольштейна в этом была одной из главных. Почему Гольштейн так настойчиво хотел отстранить Бисмарка, если он не метил высоко сам? И почему затем Гольштейн действовал в тени, за кулиса ми, почти тридцать лет — как раз самые важные для дипломатической подготовки мировой войны десятилетия?
Ответ отыскивается в основных результатах политики Голь штейна. Уже при отставке Бисмарка он выступил ярым противником перезаключения договора о «перестраховке» с Россией. Он даже спрятал в решительную минуту текст договора от сына Бисмарка — Герберта. Собственно, «новый курс» канцлера фон Каприви де Капрера ди Монтекукули был курсом Гольштейна. И эту антирусскую линию, идущую вразрез с принципами Бис марка, он выдержал до конца своей деятельности.
Но он же сорвал и намечавшееся англо-германское сближение. Он уверял Вильгельма II, что Англия никогда не пой дет на соглашение с Францией и Россией. Через пару десятков лет таким же (почему-то!) образом провоцировал немцев английский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, уверяя, что Англия останется нейтральной, в то время когда она готовилась объявлять Германии войну.
Статс-секретарь, а затем канцлер Бернгард фон Бюлов имел номинальный политический вес, а реально все решали пометы барона на полях дипломатических депеш. Если он писал: «Дешево!», то проект отставлялся в сторону. Именно в руках Гольштейна были важнейшие дипломатические назначения, он вел собственную переписку с германскими представителями за границей. Иногда он даже сносился через голову послов с их секретарями и явно заслужил свое прозвище «великий незнакомец» наряду с уже избитым «серое преподобие» («graue Eminenz»)…
Е. Тарле, подробно описывая Германию Вильгельма II, личности Гольштейна много внимания не уделил, но уровень его влияния понимал, потому что написал: «Все четыре канцлера, занимавшие этот пост между отставкой Бисмарка и на чалом мировой войны, т. е. и Каприви (1890–1894 гг.), и князь Гогенлоэ (1894–1900 гг.), и Бюлов (1900–1909 гг.), и Бетман-Гельвег(1909–1917 гг.), были в сущности орудиями и исполнителями воли императора, точнее — мысли стоявших за ним лиц, вроде барона Фрица фон Гольштейна»…