Россия и ислам. Том 2

Батунский Марк Абрамович

Поэтому на первый план надлежит выйти микровеличинам описывающего мусульманский Восток процесса. Единицами анализа станут не отдельные произведения или корпус текстов одного автора (напомню, что речь пока идет лишь о непрофессиональной литературе²⁴), а отдельные мотивы, метафоры, клише, входящие в произведения разных авторов, общие для них всех «ключевые слова» (даже если у них не очень ясно очерченны семантические границы). Мы будем видеть перед собой разные изгибы и формы одного и того же «многоликого» Совокупного Текста²⁵. В этом Тексте сопрягаются разные идеологические парадигмы, в свою очередь

значительно повлиявшие на разные семантические наполнения и исторические смыслы терминов «мусульманин» и «азиат», – терминов, зачастую отождествлявшихся один с другим.

Не следует поэтому считать каким-то сильным приближением к евразийству следующие слова тогдашнего президента Императорской Академии наук Сергея Уварова (впоследствии – творца знаменитой официальной идеологической формулы «православие, самодержавие, народность»): «Из Азии проистекали все религии, все науки, все философии. Она сохранила чудесный дар производить все большие явления морального мира; там находим мы истинный единственный источник всеобщего просвещения, и кто мог бы не гореть желанием созерцать вблизи богатства сего неисчерпаемого родника ума человеческого?»²⁶

В речи особо подчеркивалась политическая важность изучения Востока: знание восточных языков необходимо потому, что Россия «повелевает целой третью сего пространного края» и находится в «непрерывных сношениях с Турцию, Китаем, Персию»²⁷.

Уваров полагал, что «если же с распространением классической литературы совокупить познание восточной, то мы и теперь в полном праве ожидать обновления нашей словесности»²⁸.

Еще ранее, в 1811 г., Уваров писал: «Россия утверждена основанием своим на Азии. Сухая, необъятно обширная граница сливается со всеми народами Востока»²⁹.

Но все это – отнюдь не азиатоцентризм. Это – реалистическое описание тогдашнего состояния России и трезвый прогноз ее будущего, призыв к учету ее в громадной мере связанного и с Востоком международного статуса и, следовательно, необходимости внесения надлежащих – но не радикальных! – корректив в имманентные российской культуре духовно-мыслительные установки. Последние, однако, должны, согласно Уварову, сохранять свой христиано-европейский настрой³⁰.

Итак, повторяю, не следует придавать особого значения комплиментам Уварова в адрес Азии³¹.

Гораздо более точно отражала отношение к азиатским религиям и культурам³² официальной идеологии – или, точнее, ее «непрагматических», «ортодоксальных» блоков – инструкция знаменитого своим обскурантизмом попечителя Казанского учебного округа (1819–1826) М.Л. Магницкого ректору и директору Казанского университета. Она обязывала профессоров воспитывать учащихся на основе «христианской религии, чтобы вредный дух времени, все разрушающий дух вольнодумства не проникал в те священные убежища», где воспитывается молодежь³³.

Указывалось³⁴, чтобы профессор восточных языков, объясняя историю литератур восточных народов, не вдавался «излишне во все, что собственно принадлежит к их религии и преданиям Магомета… не нужно ему входить во все то, что описано в аль-Коране»; напротив, надобно разоблачать, настаивает далее Магницкий, лежащие в основе этой книги «баснословные предания». Что

касается мусульманской поэзии, то студентам должно быть разъяснено – «насколько она поверхностна… отличается одним блеском мыслей и смелости выражений». Профессор докажет учащимся, что в арабской «мудрости нет ничего особенного, что она почерпнута у греков… Он вообще ограничится преподаванием языков арабского и персидского в том единственном отношении, в котором они могут быть полезны России по ее торговым и политическим связям»³⁵.

Магницкий сделал свою карьеру при императоре Александре I, неустанно пропагандировавшем идею «образования из всех христианских государств единой семьи народов» и потому не допустившем в Священный союз одну только европейскую державу – мусульманскую Турцию³⁶.

Но он же, этот антиисламский настрой, присущ был и таким противоположным Уварову и Магницкому деятелям, как декабристы³⁷.

Отстаивая веротерпимость, осуждая религиозный фанатизм, они в то же время в основу своих критических оценок и позитивных программ клали западогенную систему стандартов³⁸, систему, следовательно, противопоставляемую и восточно-мусульманской. В «Дневниках» Н.И. Тургенева за 1819 г. находим такое осуждение «наших мракобеснующихся» (в том числе печально известного Магницкого):

«…губернаторы, начальники отделений, директоры, – не зная наук, но зная средства, ведущие к выгодам, восстают против просвещения. Они кричат, подобно Омару, сожжем все книги! – Если они сходны с Библиею, то они не нужны, если же ей противны, то вредны». Он же, скорбя о «бедах Греции», верит тому, что султан «обещался построить в Морее дворец из черепов христианских»³⁹.

В уставе Союза Благоденствия – этой первой тайной организации дворянских революционеров (до 1818 г. – «Союз Спасения», или «Общество истинных и верных сынов отечества») – декларировалось, что членами ее могут быть лишь христиане, благо именно «истинный христианин есть наилучший семьянин и вернейший сын отечества и деятельнейший слуга его»⁴⁰.

В написанном Никитой Михайловичем Муравьевым Проекте конституции предусматривалось, что «через 20 лет по приведении в исполнение сего Устава Российской империи (т. е. конституции. – М.Б.) никто, не обучившийся Русской грамоте, не может быть признан Гражданином» и «кочующие племена не имеют прав Гражданских» (хотя и им предоставляется право участвовать в выборе волостного старшины).

Интересен раздел о таком высшем правительственном органе, как державная Дума.

По мнению Муравьева, члены Думы должны, помимо ряда других характеристик («непорочное поведение», высокий имущественный ценз и т. п.), «пользоваться уже 9-летним Гражданством в России, если они не родились Русскими…»^а.

Ярый ненавистник деспотизма («везде самодержавие считают безумием, беззаконием»), Муравьев полагал, что русские государи «мало-помалу всяким обманом присвоили себе власть беспредельную, подражая ханам татарским и султану турецкому»⁴². Да и вообще негативная роль татарского ига для истории России кажется Муравьеву решающей.

В составленном им в форме диалога «Любопытном разговоре» (1822 г.) утверждается, что до нашествия Батыя в каждом русском городе царила демократия в форме общенародных собраний (вече).