Россия и мусульманский мир № 12 / 2013

Коллектив авторов

Перманентный мысленный диалог со всеми исследовательскими историческими школами, в том числе – и даже особенно – с оппонентами, означает восприятие суждений оппонентов как вызова, который в качестве ответа предполагает учет всего рационального, что заключено в позиции оппонирующей школы. Проиллюстрирую это на примере отношения к постмодернизму, который, возможно, заключает главный вызов современной исторической науке.

О постмодернизме написано достаточном много. Он вызвал развернутую критику со стороны практически всех российских историков по той очевидной причине, что в своих крайних выражениях означал отрицание объективных оснований исторического познания, как и самой не зависящей от исследователя прошлого исторической действительности. Это неприемлемо и для меня, но, на мой взгляд, нельзя не признать наличия в позиции постмодернистов рационального начала. Мэтр постмодернизма X. Уайт доказывал, что у истории, в отличие от естественных наук, нет единого «языкового протокола», т.е. общепринятого научного языка. Труды историков, даже самые авторитетные, по сути – репрезентации определенных языковых модусов (тропов) обыденной речи. Зададимся

вопросом: разве в этой критике нет рационального упрека? При ознакомлении с работами современных российских историков (это же касается и зарубежных авторов) нетрудно обнаружить, что в них зачастую присутствует произвол в использовании многих понятий, терминов, ключевых слов, не говоря уже об обыденном языке. При чтении многих работ отечественных историков создается впечатление, что за языком изложения они вообще не следят. Для них это вообще не проблема. Среди историков нет единства в понимании наиболее часто используемых и модных сегодня понятий, например таких, как парадигма, дискурс, концепт, архетип, цивилизация, империя, нация и т.д. Каждый историк вкладывает в них тот смысл, который удобен ему самому.

Критика и вызов постмодернизма рациональны. Ответ со стороны тех, кто отстаивает право истории быть объективной и научной, заключается в упорядочении используемых понятий, терминов, категорий, достижении единства в определении их смысла, как и, конечно, в оттачивании научного и литературного языка. Подобная рациональная реакция необходима и во взаимоотношениях со всеми иными оппонирующими школами. Ответ им должен заключаться не только в оспаривании положений, противоречащих истине, но и в учете рациональных суждений в целях совершенствования и развития исторического знания. В этом случае у истории возрастают шансы становиться более объективной и научной.

«ОНС: Общественные науки и современность», М., 2013 г., № 3, с. 91–105.

Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии

Государственная политика России по борьбе с исламским экстремизмом на территории Поволжья в конце XX – начале XXI в

Андрей Сызранов, кандидат исторических наук (Астраханский государственный университет)

В конце XX – начале XXI в., в связи с притоком в Поволжье представителей различных этнических групп из Центральной Азии и Северного Кавказа, в регион начали проникать идеи, не характерные для российского «традиционного» ислама. Вслед за идеями появились экстремистские группы (из числа как приезжих, так и местных, новообращенных жителей), борьбу с которыми начали вести правоохранительные органы.

Особо активную деятельность на территории Поволжья развернули члены экстремистской религиозной организации «Хизб ут-Тахрир» («Партия исламского освобождения»; XT). Для деятельности партии в России характерно массовое тиражирование пропагандистской литературы на русском языке, создание русскоязычного сайта партии. Особое место в пропаганде идей XT занимают листовки, издаваемые на русском языке и распространяемые в мечетях России. «Партия освобождения ислама» была внесена в список организаций экстремистского толка, чья деятельность была запрещена на территории Российской Федерации решением Верховного суда РФ от 14 февраля 2003 г. В течение 2004 г. в различных регионах РФ правоохранительными органами были задержаны члены данного движения. Так, в августе 2005 г. Верховный суд Башкортостана приговорил нескольких членов ячеек XT, задержанных на территории республики, к 4–9 годам лишения свободы. Начались задержания «хизбутовцев» и в других регионах Поволжья (Юнусова А. «Ислам в Башкортостане», М., 1997).

В Нижегородской области, несмотря на то что активная деятельность сторонников радикального ислама особо не отмечается, их небольшие группы все же присутствуют. В октябре 2004 г. правоохранительными органами был произведен арест 12 членов местной ячейки партии «Хизб ут-Тахрир», которые были обвинены в совершении преступлений террористического характера (Хайретдинов Д.З. «Ислам в Нижегородской области», М., 2007). ДУМ Нижегородской области обратило внимание общественности на то, что среди задержанных не было «ни одного татарина, ни одного коренного нижегородца» (www.islamNN.ru).

Работа по противодействию национальному и религиозному экстремизму является одним из важных направлений деятельности органов власти на территории Ульяновской области. Здесь также отмечалась некоторая активизация сторонников радикального ислама. Ситуация осложняется фактическим расколом в местной мусульманской общине («умме») – в области два конкурирующих духовных управления мусульман – Ульяновское региональное духовное управление мусульман и ДУМ Ульяновской области. Данной ситуацией стремятся воспользоваться мусульманские миссионеры из стран Центральной Азии, Северо-Кавказского региона, посещающие Ульяновскую область с целью распространения среди местных мусульман идеологии радикального ислама. В регионе имеются последователи такого вида религиозной пропаганды. Так, в конце 2003 г. в Ульяновске были арестованы члены экстремистской организации «Джамаат», подозреваемые в подготовке террористических атак, разбоях и грабежах. Общая численность этой группировки достигала 80 человек, преимущественно русских и чувашей (Силантьев. «Ислам в современной России», М., 2008). В сентябре 2005 г. Ульяновским областным судом задержанные были осуждены.

В Оренбургской области также была неоднократно отмечена деятельность сторонников радикального ислама. Их центром стало медресе «Аль-Фуркан» г. Бугуруслан, выпускники и студенты которого оказались замешаны в целом ряде террористических актов, включая захват школы в Беслане. В сентябре 2004 г. на территории медресе были обнаружены взрывчатые

вещества, после чего его работа приостановилась. 25 июля 2005 г. по факту использования преподавателями медресе в процессе обучения литературы экстремистского толка было возбуждено уголовное дело. Началось следствие по отношению к «Аль-Фуркан», шесть выпускников которого принимали участие в подготовке терактов в России и за рубежом. В 2006 г. начался судебный процесс по факту распространения в медресе «Аль-Фуркан» экстремистской литературы и деятельности местной ячейки организации «Хизб ут-Тахрир». В итоге десять предполагаемых участников «Хизб ут-Тахрир», проходивших по делу о распространении листовок, были депортированы на родину – в Узбекистан, в отношении шестерых преподавателей медресе, которые обвинялись в использовании на занятиях экстремистской литературы, уголовное преследование было прекращено по истечении срока давности, а двое – помощник ректора медресе Р. Гизитдинов и местный житель Б. Саломов – были осуждены за создание экстремистской организации. Медресе «Аль-Фуркан» было закрыто в марте 2006 г.

Правоохранительные органы Самарской области периодически выявляли на ее территории миссионеров «чистого» ислама. Так, 24 ноября 2004 г. около самарской Соборной мечети за распространение экстремистской литературы были задержаны двое активистов радикальной исламистской организации «Хизб ут-Тахрир», а впоследствии аресту подверглись и двое их сообщников. 11 ноября 2005 г. в Самаре были осуждены четверо самарских «хизбутовцев» на различные сроки лишения свободы по статьям «Терроризм», «Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды» и «Хранение боеприпасов». Всего в их группу входили 15 человек. Они вели отчет о проделанной работе и поддерживали связь с членами организации в других странах, в том числе и через Интернет. Мусульманские лидеры Самары резко осудили опасные действия группы молодых людей, объединившихся, по сути, в сектантскую, почти тайную организацию. Имамам было предписано активно проводить соответствующую разъяснительную работу.

История распространения радикального ислама в Астраханской области насчитывает уже два десятилетия. В первой половине 1990-х годов выходцы из Цумадинского района Республики Дагестан образовали в Астрахани салафитскую («ваххабитскую» – при всей условности этого термина) общину – «джамаат». Джамаат астраханских салафитов (самоназвание – «мумины», «мухмины» – от араб. «иман» – вера, «муамин» – верующий, мусульманин) имел достаточно замкнутый характер. В общину первоначально входило около 300 человек (в основном, выходцев с Северного Кавказа, среди которых преобладали аварцы), однако в конце 1990-х годов в ней произошел раскол, и значительная часть членов общины выехала в Дагестан и Чечню для участия в джихаде против России. В итоге джамаат стал насчитывать около 60–70 более-менее умеренных салафитов (т.е. настроенных нейтрально по отношению к событиям в Чечне и не поддерживающих ни «федералов», ни чеченских боевиков). «Мумины» придерживались строгого единобожия (араб. «ат-таухид»), проповедовали так называемый «чистый» ислам, выступали против культа святых, шиизма и суфизма. Лидером астраханских «муминов» был ученик признанного лидера ваххабитов Северного Кавказа Багаутдина Магомедова аварец Ан-гута Омаров (известный также как Аййуб / Аюб Астраханский, 1963 г.р.) из дагестанского селения Кванада Цумадинского района Дагестана. В Астрахани, по месту его жительства, находился молельный дом, где распространялась специальная литература, проводились встречи с приезжими, давались разъяснения по богословским вопросам. Члены общины «муминов», в основном, занимались торговой деятельностью. Духовный лидер Аюб был в целом негативно настроен по отношению к контактам с органами власти, и вследствие этого община вела достаточно замкнутый образ жизни, всячески дистанцируясь от представителей властных структур, общественности и средств массовой информации. Мумины вели активную миссионерскую работу, что обеспечило значительный приток новых членов в общину, причем не только «кавказцев», но и казахов, татар и даже русских. На рубеже 1990– 2000-х годов были отмечены периодические стычки между «муминами» и дагестанцами – приверженцами суфизма (так называемыми «тарикатистами»). В основе столкновений, между тем, лежала скорее экономическая конкуренция (из-за мест на рынке), религиозный фактор был, видимо, вторичен, однако также сыграл свою роль. В начале 2000-х годов Аюб отбыл из Астрахани в неизвестном направлении. Община постепенно распалась (Б. Ахмедханов. «Общая газета», М., 2000, № 42; Бобровников О.В. «Ваххабиты Северного Кавказа», М., 2006).

Говоря об исламском фундаментализме, нельзя не упомянуть о том, что именно в Астрахани 9 июня 1990 г. состоялась подпольная Всесоюзная учредительная конференция, на которой была создана Исламская партия возрождения (ИПВ) «Нахдат» (от араб. «ан-нахда» – возрождение). На этой конференции присутствовали несколько десятков исламских фундаменталистов из Дагестана, Среднего Поволжья, Москвы и Таджикистана. Председателем (раисом) партии стал Ахмад-кади Ахтаев (1942–1998), аварец родом из с. Кудали, лидер умеренного крыла дагестанских салафитов, его заместителем – азербайджанец Гейдар Джемаль, а координаторами на Северном Кавказе – Багаутдин Магомедов и его сводный брат Аббас Кебедов. В работе конференции приняли участие аварцы Ангута М. Омаров (будущий Аййуб Астраханский), М.-Г.М. и A.M. Абдразаковы, юртовские татары P.M. Халиков (будущий Габдуррашит Габдулхалик), В.А. Абульясов. В программе партии был сделан акцент на возрождении ислама, в частности было записано положение о необходимости создать для советских мусульман такие условия, чтобы они могли следовать исламскому образу жизни. Члены партии одной из первостепенных задач ставили создание своей фракции в Верховном Совете СССР. Однако идеи данной организации не встретили сколь-либо массовой поддержки астраханских мусульман. Для астраханских мусульман, по крайней мере, в то время, не было характерно использование ислама в политических целях. Идеи исламского фундаментализма были неведомы и непривлекательны для местного мусульманского сообщества.