Россия и мусульманский мир № 2 / 2013

Михаил Виноградов, президент фонда «Петербургская политика»

За 20 лет существования новой России ее положение в мире радикально изменилось. Уровень интегрированности в мировой экономический, политический, культурный, научный,

спортивный контекст достиг уровня, беспрецедентного за всю историю страны. Скорость такого вовлечения была существенно выше среднемировых темпов глобализации. Зарубежную географию в России перестают изучать как астрономию – отрасль знаний хотя и интересную, но в обозримом будущем заведомо далекую от практических потребностей.

Серьезные изменения претерпела и внешняя политика. Вовлечение в ситуацию на мировых рынках, активизация, помимо традиционных партнеров, отношений с Латинской Америкой и Азиатско-Тихоокеанским регионом (вплоть до экзотических Науру и Тувалу), погружение в вопросы практического нераспространения ядерного оружия, участие в выработке правил игры в различных сферах, унификация экологических стандартов, увеличение количества стран с безвизовым режимом въезда… Вот лишь самые очевидные признаки открытия России зарубежным партнерам.

Конечно, количество перерастало в качество далеко не во всех случаях. Наоборот, повышение открытости происходило параллельно со своеобразным ростом самоизоляции. Сегодня не только рядовой обыватель, но и многие журналисты, педагоги, чиновники слабо представляют себе, кто занимает пост президента Болгарии или даже премьер-министра Великобритании. Достаточно посмотреть выпуски телевизионных новостей, чтобы убедиться, насколько низок общественный интерес к содержанию мировых процессов.

Причины этого понятны – от деполитизации общественного мнения, которая продолжалась долгие годы, до утраты внятного представления о целеполагании деятельности на международной арене, очевидного прежде, во время пребывания в статусе сверхдержавы. В этих условиях архитекторы российской внешней политики получили свободу рук: они сами себе ставили задачи, реализовывали их и – самое главное – сами же оценивали эффективность проделанной работы. За исключением узкого экспертного круга общество и элиты от такой оценки, по сути, самоустранились. Отдельные всплески внимания (Балканы, украинская революция, российско-грузинская война, кризис в еврозоне, споры о мультикультурализме, создание в Москве международного финансового центра) только подтверждали общую хаотичность интереса к глобальному контексту.

Обсуждение внешнеполитических реалий в неформальном общении внутри элиты – сегодня большая редкость. Исключением становятся только отдельные крайне чувствительные для истеблишмента и непосредственно связанные с внутренней ситуацией темы вроде вовлечения Лондонского суда в конфликт Березовского с Абрамовичем или «списка Магнитского». Обычно это происходит в тех случаях, когда напрямую затрагивается, пользуясь термином политолога А. Рябова, желание российских правящих слоев быть глубоко интегрированными в мировую капиталистическую элиту. Однако, несмотря на очевидность этого стремления, привычка пристально наблюдать международные процессы так и не сформировалась. В лучшем случае с годами появилась традиция посматривать по утрам телеканал «Евроньюс».

В результате за международными процессами в России принято следить не намного внимательнее, чем за мировыми рынками (где зачастую ситуация представляется весьма приблизительно – с разбросом оценок на уровне «плюс-минус 20 долл. за баррель») или за новостями технических новинок (чаще всего интересуются разработкой девайсов той марки, к которой привык и лоялен).

Наверное, на этих не самых оптимистичных выводах можно было бы остановиться, констатируя исчерпанность предложенной редакцией темы. Ведь большая часть элиты так или иначе не ощущает собственной причастности к выработке внешнеполитического курса и склонности на этот счет вовсе не демонстрирует.

Однако,

несмотря на все вышесказанное, надо признать: некоторые (пусть пунктирные и стереотипные) представления о международной реальности, безусловно, имеются. А ряд вопросов и практик (например, легализация капиталов, возможность визовых санкций и т.п.) и вовсе имеют для многих представителей истеблишмента определяющее значение. Кроме того, есть группы интересов, рассчитывающие, что их позиция, так или иначе, будет учитываться при формировании внешнеполитического курса. Речь идет прежде всего о приграничных регионах, активных на мировом рынке финансово-промышленных группах, лоббистах крупных государственных проектов, религиозных общинах.

Увы, предпринимаемые время от времени попытки осмысления ситуации во внешнем мире и внешней политике не перерастают в проекты формулирования национальных интересов и целей внешнеполитического курса. Тем не менее можно говорить о сосуществовании восьми «типовых картин мира» на этот счет. Их выделение основано на экспертной реконструкции.

За пределами таблицы осталось множество резонансных точек зрения, которые хотя и присутствуют в медиаполе, но заметного распространения не получают. В их числе – поддержка «русского мира», однозначная солидаризация с одним из ключевых игроков мировой политики (Запад, Китай, исламский мир), представление о нецелесообразности расходования ресурсов на международные проекты, ставка на взаимодействие с передовыми странами для доступа к технологиям и инновациям и т.п. В чистом виде такие концепции весьма редко встречаются среди элит, а в отдельных случаях воспринимаются как утопические (например, проекты В. Якунина по усилению акцента на православной тематике в международных отношениях).

Таблица

Экспертная реконструкция представлений российского и оптимальных целях истеблишмента о правилах игры во внешней политике российской дипломатии

Встречаются, конечно, и чистые прагматики. В силу профессиональных обязанностей или равнодушия к идеологической подоплеке они ориентированы на решение микрозадач. Но выделять их в какую-то обособленную группу не приходится, а разногласия относительно эффективных инструментов достижения целей существенны. Показателен, например, в этой связи спор о путях смягчения визового режима с Евросоюзом. Российские дипломаты упирают на важность постепенного продвижения к этому шагу, предлагая начать с безвизового въезда для владельцев служебных паспортов. У части критиков этот подход вызывает отторжение с этической точки зрения – бюрократия, мол, заботится исключительно о себе. Другие возражают предметно – такое предложение просто не может заинтересовать европейских партнеров. Ведь, по данным журнала «The New Times», в России насчитывается около 50 тыс. обладателей «синих» паспортов, а заинтересованных в частых визитах в Россию европейских чиновников – не больше сотни. При этом все участники дискуссии оппонируют правоохранительным органам и спецслужбам, которые (насколько можно судить) не в восторге ни от планов лишить их контроля над въезжающими иностранцами через упразднение визового режима, ни от проектов отменить архаичный порядок регистрации прибывающих в Россию граждан других государств по месту жительства.