Россия и современный мир №1 / 2015
Шрифт:
Правовой нигилизм проявляется и в широком распространении так называемых отрицательных нецивилизованных трудовых конфликтов, связанных с прямым нарушением трудового законодательства. В настоящее время такого рода конфликты составляют подавляющее большинство (около 80% от общей массы трудовых конфликтов). В то же время положительные или цивилизованные трудовые конфликты, представляющие собой определенный этап договорного процесса – как индивидуального, так и коллективного, – играют второстепенную роль.
В России значительная часть работников имеет склонность строить свои отношения с работодателем не
Можно выделить, по крайней мере, две сферы, где имеются, а в ряде случаев господствуют неформальные (а порой и незаконные) соглашения. Это сфера неформальных индивидуальных соглашений между работниками и нанимателями, которые образуют неформальный сектор рынка труда. Причины, по которым они возникают, могут быть различными: либо выгодность этого соглашения для обеих сторон за счет третьей, чаще всего государства, либо навязывание такого «договора» со стороны работодателя, пользующегося своим монопольным положением.
Другой областью неформальных отношений являются соглашения, возникающие в рамках корпорации на базе общих интересов всех ее субъектов (от директора до разнорабочего). Они часто принимают форму корпоративного сговора, имеющего целью давление на центральные власти (вплоть до социального шантажа последней) 22 . Эти отношения не фиксируются в каких-либо документах и регулируются негласными, иногда теневыми соглашениями.
Сама по себе идея деления норм поведения людей на формальные и неформальные достаточно тривиальна. Вспомним хотя бы традицию, идущую от Гегеля, с выделением обыденного и формального права. Намного важнее выяснить причины расхождения между нормами. В российской действительности существование неформальных отношений есть результат не только и не столько несовпадения между правом и жизнью, в какой-то мере отставания законных норм от имеющихся правил, регулирующих поведение в трудовой сфере. В нашем случае имеются специфические вечные факторы, которые обусловливают устойчивое функционирование неформальных отношений, вытекающее из особенностей трудового менталитета и к тому же подкрепленные сложившимся в постсоветской России социально-экономическим порядком.
22
В качестве яркого примера социального шантажа можно привести события в Пикалеве Ленинградской области.
Слабая социальная активность. Она проявляется и в отсутствии самозащиты, и в слабой предпринимательской, инновационной и иной активности. Для этого есть, видимо, биологическая подоснова: русские – не южане.
Таким образом, элементами российского трудового менталитета выступают склонность к патернализму, готовность принять неформальные порядки и отношения, слабая социальная активность. Эта национальная специфика трудового менталитета отразилась и на основных чертах и механизмах формирующейся модели регулирования: укреплении авторитарно-менеджеристского типа управления в производственных структурах, широком распространении неформальных отношений, проникающих во все поры трудовых процессов, подчиненной роли договорного регулирования, слабой забастовочной активности.
1. Ольсевич Ю.Я. Хозяйственная система и этнос // Вопросы экономики. – М., 1993. – № 8.
2. Сакс Д. Рыночная экономика и Россия. – М., 1994.
3. Яковлев Р.А. Оплата труда на предприятии. – М., 1999. – С. 14–25.
Проблемы российского образования
О целях и средствах проведения образовательной реформы: социологический анализ
Донских Олег Александрович – доктор философских наук, профессор, PhD (Monash, Australia), заведующий кафедрой философии Новосибирского государственного университета экономики и управления (НИНХ).
Наша система образования перманентно находится в состоянии реформирования, поэтому, собственно, разговор постоянно сводится к ближайшим целям и результатам, заданным последними постановлениями, тогда как в целом процесс не отслеживается и не оценивается. Это касается как средней, так и высшей школы. Принимаются решения, которые существенно меняют образовательный процесс и это не обсуждается и даже не объясняется ни учителям, ни преподавателям высшей школы. Вдруг появляется решение о переводе учеников с двойками в следующий класс, то вводится и потом трансформируется ЕГЭ, то говорится о профилизации, а потом о внедрении компетентностного подхода, который вырождается в методический шабаш, то аспирантура преобразуется в третью ступень обучения, то идет катавасия с диссоветами… И все это еще накладывается на реформирование РАН. В результате всех этих действий система разбалансирована, преподаватели превращены в «преподов», которые должны послушно выполнять бессмысленные и часто вредные с точки зрения образовательного процесса требования. Представляется, что ключевой причиной создавшегося положения является отсутствие понимания того, ради чего все эти преобразования производятся. Сразу отмечу, что реформой это невозможно назвать, поскольку реформа конечна: фиксируется текущее положение дел, указываются цели и примерные результаты, средства и время проведения. В нашей ситуации это не проходит. Говорится только о целях проведения того или иного административного действия без оценки исходного состояния, потом о следующем и поэтому невозможно отследить, что собственно происходит.
Конец ознакомительного фрагмента.