Россия и Япония: История военных конфликтов

Шишов Алексей Васильевич

Ляоянское сражение во многом отличалось ото всех предыдущих боевых столкновений сторон. Русские батальоны и роты, их командиры стали воевать искуснее. Заметно улучшилось управление ходом боя в полках, хотя броски в атаку в густых цепях, правда, все еще продолжались, что приводило к неоправданным потерям в солдатах и младших офицерах. Однако взаимодействие родов войск - пехоты, артиллерии и кавалерии оставляло желать много лучшего. В армии и корпусах в ходе Ляоянской операции проходило дробление соединений - дивизий и полков, что негативно сказывалось на управлении войсками и обеспечением их всем необходимым для ведения боя.

Войсковая разведка оказалась слабой из-за отсутствия специальных разведывательных подразделений. Разведку вели, как

правило, случайные офицеры и унтер-офицеры, люди лично храбрые и инициативные, но не знавшие азов ведения военной разведки. В итоге достоверность полученной разведывательной информации часто оказывалась не на высоте и не отличалась достаточной полнотой сведений о противнике.

Вместо того чтобы принять необходимые организационные меры для создания армейских органов военной разведки (пусть с большим опозданием, поскольку война уже шла), командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин стал принимать иные меры. Изучив положение дел с разведкой, он решил, что следует усилить захват "языков". В приказе командующего за каждого пленного японского солдата было обещано платить взявшему в плен 100, а за неприятельского офицера 300 рублей. Этот приказ был объявлен в войсках.

Но количество пленных японцев с начала войны оставалось ничтожным, и в своем большинстве они давали неверные сведения часто по причине своей низкой осведомленности. К тому же даже в армейском и корпусных штабах не оказалось квалифицированных переводчиков. До конца русско-японской войны Маньчжурская армия фактически оставалась без войсковой разведки как таковой.

Самые ценные сведения о противнике добывались путем сбора документальных данных. К ним относились допросы пленных, предметы снаряжения и обмундирования с номерами, нагрудными знаками, записные солдатские книжки, дневники с кратким изложением действий войсковой части, карты, найденные в сумках убитых японских офицеров с нанесенными расположениями войск, конверты от писем с обозначением точного адреса военнослужащего (армия, дивизия, полк, рота). Однако работа с такими документальными источниками затруднялась из-за почти полного отсутствия людей, знавших не разговорный, а письменный японский язык. Надежды на китайцев-переводчиков не оправдались.

Неприятельское командование, не сумев разгромить русские войска в Ляоянском сражении, выиграло у бездарного полководца Куропаткина территорию в виде города Ляояна, прилегающую местность и отрезок железной дороги, и тем самым осажденный Порт-Артур еще больше удалился от театра военных действий на полях Маньчжурии. Окружение и уничтожение Маньчжурской армии, на что рассчитывали маршал Ивао Оямо и его штаб, оказалось японцам просто не под силу.

Русская армия избежала запланированного разгрома, сама нанесла большие потери противнику, но потерпела большое поражение в моральном отношении. Отступать непобежденному солдату и его командиру было тяжело во все времена. В ходе русско-японской войны подобное явление "сопутствовало" российскому воинству начиная с приграничного сражения на реке Ялу и боя за Цзиньчжоу. Трудно найти воспоминания участников тех военных событий, которые бы с горечью и болью не писали об этом.

Главная причина очередной неудачи русской Маньчжурской армии, на сей раз в Ляоянской операции, - военно-профессиональная отсталость большинства генералитета и старших офицеров Российской императорской армии, волей судьбы оказавшийся на Дальнем Востоке. Такие люди, как вице-адмирал С.О. Макаров и генерал-майор Р.И. Кондратено, были в Маньчжурии не правилом, а исключением. Именитые и потомственные, но бездарные и слабо подготовленные старшие военачальники продолжали нарушать элементарные требования тактики боя.

Так, неправильная организация сторожевой службы в действующих войсках всегда приводила к полному незнанию русским командованием обстановки и постоянному утомлению армейских сил. Сторожевая служба не являлась той надежной завесой, которая позволяла бы свободно маневрировать силами. При равенстве

сил или даже своем превосходстве над японцами русская армия в итоге проигрывала им и в наступлении, и в обороне.

Большинство русских офицеров и подавляющее большинство рядовых русских солдат дрались и умирали там, где им приказывали, мужественно сражаясь и тем самым отстаивая честь и боевые традиции армии России. Но вся беда заключалась в том, что их жертвенность оказывалась в итоге напрасной. Под Ляояном солдаты и офицеры Маньчжурской армии желали драться. Участник Ляоянского сражения полковник В.А. Апушкин писал:

"...Боевое воодушевление было недостаточно только там, где были начальники, равнодушные к славе и пользе Отечества, - "панические генералы", презиравшие свои войска и презираемые ими, грубые, надменные, невежественные, заботливые о себе и незаботливые о войсках".

По мнению большинства отечественных и зарубежных военных историков русско-японской войны 1904-1905 годов, генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, наделенный должностью полководца России, из района Ляояна мог и должен был сильно ударить по внутренним операционным линиям японцев. Тем самым он мог разбить маршала Ивао Ояму до подхода его войск к реке Тайцзыхэ по частям, по отдельным армиям, особенно 1-ю генерала Тамесади Куроки, оказавшуюся на противоположном берегу реки в незавидном положении. Но ни организаторов, ни исполнителей, способных на творческий, сознательный риск, в куропаткинской Маньчжурской армии не нашлось. Хотя лично храбрых военачальников, бесспорно, было немало.

Именно генералитет и сам командующий Маньчжурской армией не смогли использовать в Ляоянской операции стойкость своих солдат, желание их сражаться, использовать собственное превосходство в силах и средствах ведения боя. Не случайно в своем докладе В.Е. Флуг, генерал-квартирмейстер штаба царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева, отмечал:

"...Неудачи Маньчжурской армии, приведшие к отступлению ее от Гайчжоу до Мукдена... коренились исключительно в том действии, которое производили на воображение начальства армии смелые маневры неприятеля, вызывавшие с нашей стороны только пассивное уклонение от ударов вместо того, чтобы отвечать на маневр контр-маневром, на удар ударом. К сожалению, такое настроение высшего командования Маньчжурской армией отразилось на некоторых старших войсковых начальниках, что, в свою очередь, еще более ослабляло решимость высшего командования доводить дело до боевой разведки. Это особенно рельефно выразилось в действиях на правом берегу

р. Тайцзыхэ".

Здесь особенно ожесточенные бои велись за гору Манчжуяму, на которую русская пехота провела несколько сильных атак, несколько раз врываясь на ее вершину. Русские смельчаки вползали на гору и забрасывали японские окопы ручными гранатами и в темноте - "светящимися снарядами". После этого следовал очередной приступ вершины и удар в штыки. Японское командование раз за разом посылало на Манчжуяму свежие подкрепления, стараясь удержать гору во что бы то ни стало, поскольку их главные силы еще только переправлялись через Тайцзыхэ.

Один из японских офицеров сказал английскому генералу

Я. Гамильтону, свидетелю того продолжительного боя: "Прошедшая ночь была для 2-й дивизии ужасной. Если бы русские оказались в состоянии удержаться на Манчжуяме, весь отряд генерала Ниши из 2-й дивизии должен был бы погибнуть. Хотелось бы увидеть теперь же два новых моста и гвардию, возможно скорее переведенной на ту сторону".

Командующий Маньчжурской армией упорно держался плана отступать и усиливаться до тех пор, пока не будет создано такое численное превосходство над противником, которое позволит задавить его на войне живой силой. Отступая, Куропаткин переходил к обороне, но не с целью измотать врага и затем контратаковать его. Свои силы русский командующий тратил по частям, затыкал дыры, удлинял без нужды фланги, хотя японцы имели крайне малочисленную кавалерию и не рисковали отправлять ее в рейды на флангах противника.