Россия или Московия? Геополитическое измерение истории России
Шрифт:
А. Е. Снесарев с группой сослуживцев ТуркВО. 1901-1903 гг.
Если взглянуть на историю Казахстана и Средней Азии IX–XIX вв., то за целое тысячелетие регион едва ли стабильно и конструктивно объединялся в среднем хотя бы на 60 лет. Известны, конечно, примеры государств Саманидов, Тимуридов и Шейбанидов. Но от Саманидов, просуществовавших 120 лет при несомненном подъеме культуры, нас отделяют одиннадцать веков. Шейбаниды продержались почти весь XVI век, но на невысоком культурном уровне. Тимуриды выдержали всего 62 года, а вместе с Тимуром – менее ста. Все остальное время преобладала разрушительная раздробленность. Совсем не случайно А. Е. Снесарев характеризует Казахстан и Среднюю Азию до вхождения в Российскую империю как регион перманентно и генетически неустойчивой государственности (а можно сказать, что и эфемерной). Его целиком либо частично не раз завоевывали извне. Последний раз это сделал
Ответ на этот вопрос применительно к разным периодам, этапам и эпохам будет различным. До XVIII века процесс продвижения в Азию был достаточно поступателен и размерен. Но затем на стабилизацию Казахстана методом проб и ошибок ушло 140 лет. Известный востоковед прошлого века, историк Средней Азии В. В. Григорьев отмечает, что еще при Петре I российская государственность обладала добротным знанием Востока и умела внушить к себе уважение как моральным авторитетом, так и силой. Конкретные планы и распоряжения Петра I свидетельствуют, что он отнюдь не стремился к завоеваниям в регионе, а лишь к выгодным контактам и посильному политическому влиянию. Но затем российская политика в центре Азии попала в ловушку наивных в сущности представлений о номинальном (мнимом) данничестве и подданстве кочевников и ханов оазисных государств. Ряд мер общения с казахами и представлений о том, как им помочь улучшить свою жизнь, отличался утопизмом в стиле Руссо и мог вызвать только насмешку объектов подобных благодеяний (В. В. Григорьев пишет о синтезе «идиллического европеизма с непроходимым бюрократизмом») [82] . Долгое время в региональной политике не было и единой системы: в одном только Оренбурге каждый новый губернатор начинал как бы с нуля. Слишком долгое время западники – поверхностные эпигоны Петра I – продолжали ломиться в открытое Петром I окно Европы, забывая при этом о важности азиатских опор державы (их важность была заметна со стороны; вассалитет Хивы по отношению к России признавал Надир-шаха, но… не правительство Анны Иоанновны). В этом отношении абсурдно было стремление ближе к концу XVIII века не вмешиваться в распри наших заграничных подданных [83] ; при всей нежелательности грубого вмешательства полное самоустранение из естественной сферы геополитического влияния явно недопустимо.
82
Григорьев В. В. Русская политика в отношении Средней Азии. СПб., 1874. С 18.
83
Григорьев В. В. Русская политика в отношении Средней Азии. СПб., 1906. Т. 1. С 81.
В. В. Григорьев достаточно резко характеризует падение качества восточной политики России в XVIII веке и его причины: «Устремясь без разбора усваивать всякую западную европейщину, в скором времени совсем забыли все то, что знали прежде; в том числе утратили всякое знание и понимание Азии, которой владела Московская Русь» [84] . Наконец, после наполеоновских войн, в эпоху Священного союза, внешняя политика России слишком часто сводилась к дипломатии (что в принципе недопустимо) и (что еще хуже) к дипломатии консенсуса любой ценой. Даже после Крымской войны, означавшей крах данного консенсуса, центральная власть (в лице то Горчакова, то военного министра Милютина) требовала не тревожить англичан и не беспокоить китайцев (хотя взаимности с их стороны тут, как правило, не наблюдалось).
84
Григорьев В. В. Там же. С. 13.
В данном плане принципиально важен ответ на вопрос, стихийным или все же планомерным было исторически длительное продвижение России в Сердце Земли, а также насколько мирным или насильственным было это продвижение в разное время. На первый вопрос отечественные авторы в большинстве отвечали, что не только планомерности, но даже целесообразности тут никакой не было. Напротив, иностранные авторы видели в движении России вглубь Азии многовековую, планомерную и стратегически изощренную интригу – подкоп под западные свободы и самобытность народов Востока (такого взгляда придерживались, в частности, австровенгр А. Вамбери и англичанин Роулинсон).
На второй вопрос те и другие группы авторов отвечали не менее противоречиво. Одни настаивали на жестокости завоеваний, другие – на противоположных версиях либо сугубо мирно-добровольного присоединения к России, либо коварного вероломства геополитической интриги. Примечательно, что последовательный недоброжелатель России А. Вамбери настаивает
Ответ на поставленные вопросы, рассмотренные нами выше, как можно убедиться, авторы дают более или менее объективный: планомерность присутствовала (но не всегда), целесообразность была неизменна (но не всегда учитывалась), насилие не было самоцельным (но не всегда было оптимальным), геополитической интриге недоставало искушенности. В данном отношении исключительно важны оценки и ответы, содержащиеся в работах генерала А. Е. Снесарева.
Генерал Снесарев в данном плане был достаточно суров в своих оценках эффективности и качества именно государственной геополитики России Нового времени (которую хорошо знал, в которой сам активно и неравнодушно участвовал не на последних ролях). Россия продвигалась в Сибири и Средней Азии недостаточно быстро и организованно, а на юго-восточном направлении зачастую не выдерживала соперничества с более искушенной Англией. Причины этого явления генерал Снесарев усматривает, во-первых, в низкой инициативе и геополитической компетентности центральной государственной власти России, в то время как в Англии обычно было наоборот. Во-вторых, напоминает генерал Снесарев, российскую геополитику не только активно проводили на местах, но и планировали, обосновывали, обеспечивали почти исключительно местные кадры. Как при Иване Грозном (в меньшей степени) и первых Романовых до Петра I (в гораздо большей) всю инициативу и ответственность брали на себя предприимчивые казачьи атаманы, так и в XIX веке знаменитые туркестанские генералы оставались, по сути, теми же атаманами; центральная власть лишь милостиво присваивала себе их достижения.
Но стоило только столичным инстанциям активно вмешаться в геополитику на Востоке, как дело шло хуже. Уже в середине 1860-х гг. (когда необходимость активизации политики в Средней Азии назрела и даже перезрела) МИД и военное министерство передавали в Туркестан высочайшие распоряжения типа полученного генералом Романовским: «Неуклонно стараясь не распространять наше непосредственное влияние в Средней Азии, в то же время не отказываться, однако, ради сего от таких действий и распоряжений, которые были бы для нас необходимы. Вообще же иметь, прежде всего, в виду истинную пользу России» [85] . В инструкции бросается в глаза прежде всего нежелание Петербурга брать на себя излишнюю ответственность и поощрять таковую у своих подчиненных на местах.
85
Костенко Л. Ф. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1871. С. 156–157.
Естественно, такая геополитика оставалась локально-разобщенной; почти до самого конца не была обеспечена должная координация действий власти и военного командования на Урале и в Южной Сибири, продвижение вглубь континента шло порознь, политика на двух направлениях могла существенно различаться. Даже после присоединения региона к империи управление им оставалось разобщенным и осуществлялось из Ташкента и Тифлиса (тяготеющего к западу и Черному морю, а не к востоку и Каспию). Дело доходило до курьезов на грани абсурда: одиозный хивинский хан, видя принципиальность и непреклонность генерала Кауфмана, пытался на него жаловаться сразу в две «альтернативные» инстанции – в Оренбург и Тифлис; большего безобразия представить было трудно, но и случайным его признать тоже нельзя.
«У местных деятелей, – со знанием дела и учетом своего собственного опыта указывает А. Е. Снесарев, – были, несомненно, известные планы, та или иная приспособляемость к обстановке, но этих данных оказалось недостаточно, когда нужно было опираться на более широкую осведомленность и более строгий и обстоятельнее задуманный план» [86] . Ответственность за координацию их деятельности и ответственность за ее глобальное обеспечение должна была возлагаться на правительство. Но оно-то при почти всех Романовых от этого устранялось. Данный вывод Снесарева – офицера центрального аппарата Генштаба (в то время подполковника) – не просто по форме смел, но и по сути беспощаден. Не секрет, что несколькими годами ранее ему – тогда капитану и «начальнику Памира» – пришлось на свой страх и риск проводить глобальную геополитическую операцию с целью сохранить Памир и стабильность России, ее международные позиции. Снесареву удалось компенсировать все указанные выше недостатки и своих коллег, и высшей государственной власти империи. Но его пример относится скорее к исключениям, чем к правилам.
86
Снесарев А. Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб., 1906. С. 21.
С другой стороны, напоминает А. Е. Снесарев, преимущества Англии как главного геополитического противника России объяснимы не столько ее большим ресурсным и техническим богатством (всяким богатством еще надо уметь умно распорядиться), а ее опорой на принципы максимальной осведомленности, гибкости и разнообразия приемов геополитической деятельности. Иными словами, преимущества англичан скорее интеллектуальные, чем материальные. Данный вывод А. Е. Снесарева ни тогда, ни позднее (да и теперь) по достоинству и в полной мере не оценен. Это тем более досадно, что именно А. Е. Снесарев еще капитаном сумел переиграть англичан, всерьез посеять в них сомнение как в безопасности Индии, так и всей Британской империи. Мало того: удалось показать англичанам (они открыто это признали), что против России и локальную, и мировую войну они фатально проигрывают.