Россия, которую мы догоняем
Шрифт:
Во мне есть это бунтарское начало. Это мало кто знает, только близкий круг, но со мной всегда было сложно начальству. Хотя оно меня любило, очень многое мне прощалось, не знаю, почему.
— В институте вы учились, еще не будучи связанным никак с КГБ?
— Меня отобрали еще в школе в Военный институт иностранных языков. Сейчас я, конечно, знаю, что он готовил кадры Главного разведуправления. И я там прошел все конкурсы. Но когда я поехал первый раз сдавать в ВИИЯ, я недобрал баллов, хотя меня там хотели взять. И я пошел в Иняз. Окончив его, я пошел служить в армию, прослужил полтора года солдатом».
Сами
«Когда я пришел из армии, куда идти работать? И меня приглашают через жену… У нее был один знакомый… «А ты пойдешь в горком комсомола работать? Нормальная работа, там нужен боевой офицер». Так я попал в райком комсомола…
У меня полторы тысячи человек отряд был, оперативный. И у нас там была куча всяких врагов, в том числе и среди обэхээсэсников, директоров всяких мясокомбинатов, рыбных баз и так далее. И мне сделали предложения три инстанции: лейтенантом, младшим опером в КГБ, потом в Москву, в обком комсомола, и третье предложение — тоже в Москву, инструктором ЦК ВЛКСМ. Я выбрал спецслужбы, управление по Москве и Московской области. Надел форму и отработал в органах госбезопасности 12 лет.
— Вы что, в форме ходили?
— Нет, я же говорю, бунтарь был. Меня вызывает замначальника школы: «Что это такое? Мы вас накажем!..» А потом меня вызвали и сказали: «Через три месяца едешь в Америку. Ты едешь по легенде, что ты преподаватель института, едешь от Минобразования, там херова туча будет заданий, у тебя три месяца на подготовку». — Почему вы ушли из КГБ и в каком году?
— По идейным соображениям. Процесс разрушения КГБ СССР начался примерно со второй половины 1989 года, когда был ликвидирован ряд учетов, важных для контрразведки, ряд массивов необходимых. И я уже понимал, что контрразведка никому не нужна. В 1992 году не дождался очередного звания, не дождался пенсии, которая могла бы быть у меня через два года, — и ушел из органов в звании майора».
Сразу не все понятно: служил «солдатом», а на работу берут, как «боевого офицера» (хотя в Афгане не был — иначе бы похвастался, — а больше и войн не было). Врет в чем-то. Но главное, после армии, как ждали: горком комсомола, «дзержинцы» (были такие молодежные дружины), «куча врагов» и, как следствие, перевод в Москву, да еще и с правом выбора, сделанного в пользу КГБ. Как он там работал, мы более-менее знаем, да ко всему еще и «бунтовал», не подчиняясь приказу аж председателя КГБ СССР, в итоге чего был отправлен в Америку с особо важным заданием. Если не врет, конечно, — но думаю, что врет, потому что трудился в 5 Управлении, гоняя диссидентов, а таких за кордон на оперработу не посылали.
«— Ушли в никуда?
— У меня было предложение от одного концерна сделать автономную службу безопасности. Один мой агент — руководил концерном. Сначала просто был обычным человеком, а потом стал влиятельным лицом в этом концерне.
— Может быть, имеет смысл уже сказать, какой был концерн?
— Не стоит, человек был убит. Да и зачем агентуру сдавать? Агентуру сдавать нельзя ни при каких условиях.
— И как вам удалось построить большую охранную компанию? На связях кагэбэшных или на чем-то другом?
— Нет, связи кагэбэшные здесь ни при чем. Я был абсолютно независим от ситуации в стране. То есть мне нельзя было сказать: а мы тебе клиентов сейчас не дадим.
— С государством не было дружбы, а с бандитами были какие-то отношения?
— Возможно. Я же сказал, что у меня нестандартное мышление. И авторитет компании в преступном мире был очень высокий, хотя мы никогда с ними никаких дел не имели. Я много раз встречался с лидерами бандитских группировок как с противниками. У меня была такая слава, что к Гудкову лучше приехать и на его условиях договориться».
Нашему герою, сами видите, повезло. Это самое «связи кагэбэшные здесь ни при чем», конечно, умиляет, но не признаваться же, в самом деле, что был послан в структуру, крышевавшую первое поколение российских «бизнесменов», подобранных по агентурной картотеке и делавших первые миллиарды на пресловутое «золото партии». И обычные братки, конечно, и на поклон ездили, и условия принимали, потому что супротив государственной мафии, как известно, даже сицилийская не устояла. Правда, затрудняюсь понять, как уживаются «мы с бандитами никаких дел не имели» и «они нас очень уважали, потому что мы не подводили и не обманывали», но Бог уж с ним…
«— В Госдуму вы пошли как бизнесмен?
— В 90-е годы я видел, что страна близка к краху. Более того, я понимал, что Ельцин доведет страну до полного уничтожения. Я такой был немножко идейный, и я пошел к генералу Лебедю, меня очень хорошо приняли… — К самому?
— К самому, да. У него тогда были серьезные шансы возглавить протест, и я пришел к нему и предложил поддержку и помощь. Но Лебедь не решился тогда поднять государственный переворот, а потом его купили…»
Если, конечно, не врет, примазываясь к сильно дутой, но все-таки славе покойного генерала, это на профессиональном диалекте русского языка называется «прощупывал почву». Иначе говоря, неформально провоцировал. На предмет, сильно ли Лебедь идеен (то есть, опасен), а если не идеен (оказалось, нет), то можно ли его купить (оказалось, можно)…
Слуга народа
«А в Думу я пошел исключительно из-за советов своих старых друзей. В 1999 году, на мажоритарные. Но проиграл выборы, немножко проиграл, чуть-чуть, Герману Степановичу Титову, которого глубоко уважал. Коммунисты меня за это ценили, они сказали: Гудков молодец…. Но не дали мне выиграть, просто не дали. А потом на довыборах я прошел уже без всяких проблем. Титов умер, и после этого у меня соперника не было.