Россия на историческом повороте: Мемуары
Шрифт:
Шаги, предпринятые Временным правительством в целях реорганизации армии, были единственным возможным средством облегчить бремя войны, которое несли и армия, и весь народ, избежав при этом раскола с союзниками, что могло бы лишить Россию решающего голоса в послевоенном урегулировании.
Тем временем настойчивые усилия Терещенко в дипломатической сфере укрепили тенденции в пользу заключения справедливого и демократического мира, и на совещании правительства с представителями политических партий 22 сентября он смог сообщить, что конференция союзников по вопросу о целях войны, созыву которой он отдал столько усилий, состоится в конце октября.
Несмотря на катастрофические последствия военного мятежа, конструктивная работа в течение шести предшествовавших ему месяцев не прошла даром. Ни в один из дней сентября 1917 года не находилась русская армия в том состоянии паралича, который поразил ее в первые недели после падения монархии. Подавляющее большинство офицеров остались верными своему долгу. Они сохраняли спокойствие и делали все возможное, чтобы справиться с теми силами, которые подрывали боевой дух солдат. Армейские
Не лишилось правительство и поддержки всего населения, которое, как и в период сразу после Февральской революции, снова стало жертвой актов беззакония и могло рассчитывать лишь на защиту со стороны правительства. 27 августа безо всякого согласования с правительством насмерть перепуганные Корниловским мятежом эсеры и меньшевики при содействии большевиков создали по всей стране «народные комитеты» по борьбе с контрреволюцией. Контроль над этими комитетами немедленно захватили большевики и их сторонники. Сразу после этого правительство стало получать со всех сторон призывы о помощи против самоуправства самозваных «защитников».
4 сентября был опубликован закон (№ 479) о роспуске этих комитетов. Однако ВЦИК, видимо, считая себя самостоятельной властью, отдал приказ комитетам игнорировать этот закон.
Насаждаемая большевиками «защита от контрреволюции» распространялась на все большее число людей, независимо от того, хотели они или не хотели такой «защиты». Местные власти там, где могли это сделать, распускали эти комитеты, однако они далеко не всегда могли справиться с последствиями их деятельности. Министру внутренних дел приходилось все чаще и чаще прибегать к помощи специальных организаций, созданных местными гражданскими руководителями, а в середине октября военный министр генерал А. И. Верховский был вынужден направить войска в помощь гражданской администрации.
Несмотря на серьезность создавшегося положения, в сентябре и октябре правительство приняло целый ряд законов, касающихся предстоящего Учредительного собрания. Выборы в Учредительное собрание при таких условиях были крайне трудным делом для местных властей. И чтобы все-таки обеспечить выборы в назначенный срок, а именно 12 ноября, в избирательную процедуру необходимо было ввести некоторые упрощения. И, что особенно важно, эта работа была выполнена, и несмотря на все трудности, созданные большевиками, несмотря на все их попытки вызвать беспорядки, выборы все же состоялись, и состоялись в тот самый день, который установило Временное правительство. Большевики, находившиеся тогда у власти, получили на них лишь четверть голосов избирателей.
Сегодня, спустя 48 лет, я с полным основанием могу сказать, что несмотря на три года войны и блокады, несмотря на союз Ленина с Людендорфом и на ту помощь, которую оказали союзники сторонникам Корнилова, демократическое правительство, которое посвятило себя служению народу и выполнению его воли, не удалось бы свергнуть, если бы борьба с ним велась честно, а не при помощи лжи и клеветы.
Разнузданная кампания дискредитации как Временного правительства, так и меня лично в разгар Корниловского мятежа, несомненно, стала одним из важных факторов разрушения демократии в России.
Мои показания Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию дела о генерале Л. Г. Корнилове и его соучастниках 8 октября 1917 года завершались словами: «Для меня лично несомненно, что за Корниловым работала совершенно определенная группа лиц, связанная не только готовящимся планомерным заговором, [270] но и обладающая большими материальными средствами и располагающая возможностью получать средства из банков. Это для меня совершенно несомненно. Мои подозрения имели весьма существенные основания.
270
Комиссар военного министерства при Ставке. Перешел на сторону заговорщиков. Как только об этом стало известно, я снял его с должности. Он никогда не был членом правительства.
12 декабря 1917 года «Известия» опубликовали письмо генерала Алексеева, которое он написал Милюкову 12 сентября. В нем говорилось:
«Дело Корнилова не было делом кучки авантюристов. Оно опиралось на сочувствие и помощь широких кругов нашей интеллигенции… Цель движения — не изменить существующий государственный строй, а переменить только людей, найти таких, которые могли бы спасти Россию… Выступление Корнилова не было тайною от членов правительства. Вопрос этот обсуждался с Савинковым, Филоненко [271] и через них — с Керенским. Только примитивный военно-революционный суд может скрыть участие этих лиц в предварительных переговорах и соглашении. Савинков уже должен был сознаться печатно в этом…
Движение дивизий 3-го Конного корпуса к Петрограду совершилось по указанию Керенского, переданному Савинковым…
Но остановить тогда уже начатое движение войска и бросить дело было невозможно, что генерал Лукомский и высказал в телеграмме от 27 августа номер 6406 Керенскому: «…приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от вашего имени, заставило генерала Корнилова принять окончательное решение, и, идя согласно с вашим предложением, он отдал окончательные распоряжения,
Из этого отказа Керенского, Савинкова, Филоненко от выступления, имевшего цель создания правительства нового состава, из факта отрешения Корнилова от должности вытекли все затруднения 27–31 августа. Рушилось дело: участники видимые объявлены авантюристами, изменниками и мятежниками. Участники невидимые или явились вершителями судеб и руководителями следствия, или отстранились от всего, отдав около 30 человек на позор, суд и казнь.
Вы до известной степени знаете, что некоторые круги нашего общества не только знали обо всем, не только сочувствовали идейно, но, как могли, помогали Корнилову… Почему же ответить должны только 30 генералов и офицеров, большая часть которых и совсем не может быть ответственной?..
Пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу. Россия не может допустить готовящегося в самом скором времени преступления по отношению ее лучших, доблестных сынов…
К следствию привлечены члены Главного Комитета офицерского союза, не принимавшие никакого участия в деле… Почему они заключены под стражу? Почему им грозят тоже военно-революционным судом?..
У меня есть еще одна просьба. Я не знаю адресов гг. Вышнеградского, Путилова и других. Семьи заключенных офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать комитету Союза офицеров до 300 000 руб… В этом мы офицеры более чем заинтересованы.
…Если честная печать не начнет немедленно энергичного разъяснения дела, настойчивого требования правды и справедливости, то через 5–7 дней наши деятели доведут дело до военно-революционного суда с тем, чтобы в несовершенных формах его утопить истину и скрыть весь ход этого дела. Тогда генерал Корнилов вынужден будет широко развить перед судом всю подготовку, все переговоры с лицами и кругами, их участие, чтобы показать русскому народу, с кем он шел, какие истинные цели он преследовал и как в тяжкую минуту он, покинутый всеми, с малым числом офицеров предстал перед спешным судом, чтобы заплатить своею судьбою за гибнущую родину…
271
Керенский А. Ф. Дело Корнилова. С. 178–179.
Разумеется, скрытый смысл обращения генерала Алексеева был правильно понят теми, кто «боялся скомпрометировать себя», как и самим Милюковым. Необходимые денежные средства были срочно собраны Путиловым и другими финансистами, которые и были подлинными организаторами дела Корнилова. Одновременно на свет появился новый печатный орган «Общее дело», который принял самое активное участие в кампании прессы в рамках замысла Алексеева. Своей задачей это издание ставило дискредитацию меня, как главу Временного правительства, и публиковавшиеся в нем материалы имели огромную ценность для Ленина в его попытках представить меня как «предателя революции», очевидного пособника и подстрекателя Корнилова!
Полная картина заговора раскрылась лишь после захвата большевиками власти. Имя генерала Алексеева не упоминалось ни в одном из документов, относящихся к заговору, а потому причастность к нему генерала доказать было нелегко. Я прочитал его письмо от 12 сентября уже после Октябрьской революции, находясь в подполье и работая над материалами, связанными с Корниловским мятежом. Генерал Алексеев был не только видным и проницательным стратегом, но и весьма хитрым политиком. Он понимал причины провала попытки Ленина захватить в июле власть и последовавшего через два месяца почти мгновенного поражения Корнилова. Он осознал, что новому претенденту на власть, чтобы иметь хоть какой-то шанс на успех, прежде всего необходимо разрушить тесные связи между народом и армией, с одной стороны, и Временным правительством — с другой, путем компрометации наших идеалов и дискредитации меня лично. На это и направили лавину лжи и клеветы сторонники Корнилова, которые рассматривали свое поражение лишь как временную неудачу. Нет нужды говорить, что все сказанное ими лило воду на мельницу другого претендента на диктаторскую власть — Ленина. Генерал Алексеев отдавал себе отчет, что подобная тактика побудит необразованные массы качнуться влево, но это не заботило ни его, ни его сторонников. Их вообще не беспокоила перспектива захвата большевиками власти. Ленин сбросит Керенского, размышляли они, и тем самым, не подозревая об этом, расчистит путь к созданию «крепкого правительства», которое неизбежно придет к власти через три или четыре недели. [272]
272
О том, что именно так определил Милюков тактику подготовки военной диктатуры, рассказал мне представитель французского правительства в России в период первой мировой войны Эжен Пети, который был свидетелем Февральской революции. Пети отличался исключительной правдивостью. Он не одобрял многого из того, что делало Временное правительство, но одновременно был в высшей степени встревожен политикой, проводимой в то время генералом Алексеевым, Родзянко, Милюковым и некоторыми другими лидерами правой оппозиции. По своей инициативе, а быть может, по указанию правительства Франция, он весьма откровенно обсудил этот вопрос с Милюковым, с которым в течение определенного времени поддерживал личные отношения. В конце состоявшейся между ними беседы Милюков и обрисовал ему тактику, изложенную мной выше. Милюков и его друзья были убеждены — и это в середине-то октября! — что большевизм не йредставляет слишком большой угрозы и что в России существует лишь две партии: «партия порядка» во главе с Корниловым и «партия распада», возглавляемая мной. Об этом разговоре с Милюковым Пети рассказал мне позднее, когда я уже жил в эмиграции.