Россия нэповская
Шрифт:
Бесплодные попытки воздействовать на власть посредством письменных обращений порождали политическую апатию и даже страх перед возможными преследованиями за «челобитье». Не случайно, в посланиях крестьян встречались приписки такого рода: «Говорю так, потому что конституция предоставляет свободу слова». Попадались и более храбрые сообщения: «Мы крестьяне далекой Сибири… хотим спросить центр, правда ли там свобода слова и печати, и свободны ли мы. Мы здесь в уголке видим конфискации, дом заключения свободы и приговоры к расстрелу невинных граждан» [1114] .
1114
Там же. С. 198.
Конец 1920-х годов показал так же, что совсем не обязательно бытовые условия зажиточного «крепкого» мужика были лучше, чем у маломощного крестьянина. Обычно зажиточный имел более добротную избу,
Зажиточный крестьянин обладал потенциальными возможностями для лучшей жизни, но отнюдь не обязательно и далеко не в полной мере их реализация осуществлялась. Удавалось это лишь тем, у кого уже сформировались свои потребности и некоторые черты новой иерархии ценностей. Чаще всего ими были безземельно-безлошадные, которые под влиянием города пытались реформировать свой быт. Крестьянин, познавший возможность иного обустройства своего повседневного обихода, всячески стремился достичь этой цели. Именно поэтому большинство экономически маломощных крестьянских семьей или серьезно уступавших по состоятельности зажиточным, но имевших четкие представления о городском быте, достигли в реструктуризации своей жизни много большего, чем относительно богатые крестьянские семьи, не обладавшие знанием повседневной городской жизни.
Конечно не все определял уровень хозяйственности. Наряду со сложившимися внутри крестьянской семьи взглядами об относительно приемлемых условиях жизни не меньшую роль в представлениях селян играла внутридеревенская традиция. И эта последняя была намного сильнее иных факторов, например таких, как хозяйственная самостоятельность семьи. Если мылись в печи, то — вся деревня, независимо от количества зажиточных дворов. Если при умывании поливали себе на руки изо рта воду — то опять же все. И переход от умывания из лохани к мытью под рукомойником оказывался в силу традиции для крестьянина невообразимо тяжелым. Семья скорее покупала гардероб, шкаф или другую «городскую» мебель, нежели копеечный рукомойник.
Качественного изменения в повседневной жизни крестьянства в период нэпа не произошло. В чем действительно наблюдались изменения, так это в том, что повсеместно новая социально-политическая обстановка и связанные с ней новые правовые реалии самым непосредственным образом повлияли, во-первых, на менталитет крестьянки, изменили идеал семейной жизни, пробудили стремление достичь определенного положения в обществе. Во-вторых, правовые изменения повлияли на такую сторону крестьянского быта, как взаимоотношения между поколениями в семье. Молодежь все активнее стремилась изменить свое бытие, пример родителей ее уже не устраивал. Молодое поколение яснее представляло себе даже не то, что оно хочет, а скорее то, с чем оно больше не могло мириться. Крестьяне всегда видели отличия города от деревни, но в условиях новой экономической политики некоторые из них воспринимали эти отличия не как неизбежность, а как то, что следует устранить. И, главное, их привлекала в городе не более высокая культура вообще, а более высокая культура быта.
Признание преимуществ городского быта в новой социально-политической ситуации порождало у части крестьян и новые настроения, стремление во всем следовать за городом, изменить быт деревни, цивилизовать ее. Но сильными еще оставались и другие настроения — нежелание крестьян что-либо менять в жизни, в частности, стремиться к улучшению своего быта. Упрямство одних, отрицание ими достоинств цивилизации вызывало раздражение других, их стремление насильно изменить жизнь деревни. Учитывая все же, что культурный уровень той и другой стороны оставлял желать лучшего, становится понятным, в какие формы могло выливаться это противостояние. В тех конкретно-временных условиях вполне объяснимым выступает стремление как можно быстрее цивилизовать деревню, которое трансформировалось в фактор, оказавшим общественную поддержку государственному курсу на коллективизацию. Подобные настроения, конечно же, влияли на создание в обществе особого психологического настроя, обеспечившего одобрение произошедших вскоре аграрных «реформ».
Настроения в деревенской среде свидетельствуют о кризисе доверия к власти, который выпукло проявился, в частности, в том, что крестьяне избегали участия в общественной жизни, прекрасно понимая (и убедившись), что повлиять на политику властей невозможно. Крестьян было сложно созвать на собрания,
1115
Там же. С. 198–199.
Оценка таких важных моментов, как продналоговая политика или союз с рабочим классом, в итоге приводила к перемене крестьянского восприятия жизни и окружающего мира. Если раньше основная цель деятельности крестьянина виделась ему в развитии собственного хозяйства и повышении благополучия за счет упорного, изнуряющего труда всей семьи, то теперь для многих селян становится очевидным, что традиционный крестьянский труд не просто не в почете, но он и не может принести благосостояния. Некоторые по бедности и безработице занимались самогоноварением с доходной целью, а кто-то всеми средствами, правдами и неправдами пытался «цивилизоваться», то есть или податься в город, или заполучить какое-нибудь место служащего. Основная же масса крестьян теряя заинтересованность в развитии своего хозяйства, теряла и стимулы к труду.
«Разгул» в последние годы новой экономической политики инициативы по выжиманию налогов из деревни приводили к подрыву даже ближайших прозаических целей сельскохозяйственной деятельности. Отдача от крестьянского труда не приравнивалась затраченному поту по причине хронических изъятий средств из хозяйства, с одной стороны, а с другой — гарантии обеспечения со стороны властей существования слоя социальных иждивенцев, лишали многих в деревне всякого желания трудиться. Крестьяне в этих условиях усиленно искали иной «modus vivendi». Идеи о том, что необходимо «сделать крестьян как рабочих» [1116] , получили в сельской местности большую поддержку. Они была созвучны и давнишней крестьянской традиции: земля — божья, она не может быть чьей-то частной собственностью, она — собственность тех, кто на ней работает. Поэтому тотальное огосударствление земли не только не вызывало протеста, а, наоборот, приветствовалось. В этом виделось приближение социализма. Хотя само это понятие в крестьянской среде трактовалось весьма своеобразно [1117] .
1116
Там же. С. 200.
1117
«Социализм — это рай на земле». Крестьянские представления о социализме в письмах 20-х гг. // Неизвестная Россия. XX век. Т. 3. М., 1993. С. 119–225.
В зажиточной среде бытовало убеждение, что социализм «противен деревне», это основа для роста дармоедов и, что «прежде чем начинать строительство, надо широко обсудить, нужен ли нам социализм». Другие, напротив, считали, что «крестьянам станет хорошо при социализме», ибо социализм — «это когда люди не будут иметь ничего собственного, когда будут жить такой жизнью как муравьи, то есть общей, дружной» [1118] .
И надо признать, что практика конца 1920-х годов в деревне подталкивала крестьян к принятию именно последней точки зрения. Хозяйственные реалии деревни подогревали в крестьянской среде на бытовом уровне такие настроения, которые являлись психологическими предпосылками отказа от нэпа. Многие крестьяне «созрели» для качественного изменения своей жизни. «Чем так жить, лучше устроить социализм. Я бы пожертвовал свое состояние с условием, чтобы быть обеспеченному жалованием и правами среднего служащего». И с каждым годом эти ощущения крепли. Крестьяне заговорили в точности как в 1920 году — во время тотальной конфискационной продразверстки: «Так возьмите всю землю в казну и платите как рабочему. А крестьянин будет обрабатывать. И вы берите себе хлеб, и мы будем покупать. И все равны будем как рабочий, так и крестьянин. Тогда не будет никому обидно» [1119] .
1118
Литвак К.Б. Указ. соч. С. 200.
1119
Там же.